Его хватает почти на час. А потом он замолкает и снова замыкается в себе. Я сочувственно сжимаю его руку, лежащую на подлокотнике, но он, кажется, уже не чувствует этого.
За четыре с лишним часа полета у меня было время еще раз хорошо все обдумать. И с каждой минутой версия с убийством кажется мне все более убедительной. Теперь нужны веские доказательства. И найти Саттера.
Незаметным жестом отзываю Сергея Сергеевича в конец салона и, убедившись, что нас не услышат, начинаю его пытать.
— Не знаете, а с Токио генерал уже связался? Там у нас очень толковый резидент — Владимир Петрович. Может, он что-то выяснил по поводу Саттера?
— Да, я слышал про этого офицера, хоть и не знаком с ним лично. И насколько я знаю, Имант Янович поручил ему с этим разбираться. Но, к сожалению, разницу в часовых поясах никто не отменял, так что по Токио все будет известно ближе к полуночи.
— Понятно… а по аварии что-то новое есть?
— Скорее всего, результаты появятся только завтра. Задача перед нашими людьми в Париже поставлена, все активно включились в работу, но на все нужно время, понимаешь?
Вздохнув, я вынужден согласиться. Да, в отсутствии интернета сейчас все происходит в разы медленнее. В 2000-х вся информация по Саттеру уже давно была бы собрана и лежала на столе у Веверса. А в нынешнем 79-м нам всем не остается ничего другого, как только ждать.
— Но вы же мне сразу скажете, если будут какие-то новости?
— Сообщу, не сомневайся. Имант Янович дал насчет тебя ясные указания — проинформирую в первую очередь.
Ну, хоть так…
В аэропорт Шарль-де-Голль мы прибываем уже в сумерках. В Париже все еще идет дождь, но перед выходом из самолета я привычно цепляю на нос очки, а на голову бейсболку. Общаться с прессой я сейчас совершенно не расположен. Мы довольно быстро проходим паспортный контроль, таможню и направляемся в зал прилета. Что удивительно — кроме двоих товарищей из посольства, нас там никто больше не встречает — нет, ни газетчиков, ни фанатов. Поразмыслив, я нахожу этому самое простое объяснение — моего прилета в Париж никто видимо и не ждал. А если и ждал, то явно регулярным рейсом Аэрофлота или Эйр Франс, но уж никак не спецбортом.
Практически на ходу здороваемся с посольскими, и торопливо покидаем здание аэропорта, быстрым шагом направляясь к микроавтобусу с дипномерами. Уже в автобусе я вдруг понимаю: на все наши перемещения от самолета до автобуса у нас ушло от силы минут десять, что очень странно — все здесь как-то непривычно близко. И только глянув в размытое дождем окно, вижу, что знакомого мне по прошлой жизни огромного, монструозного аэропорта попросту еще не существует — терминал в Шарль-де-Голль пока всего один. И судя по его современной архитектуре, построен он лет пять назад, не больше.
До бульвара Ланна, где расположено наше посольство, мы добираемся примерно за полчаса. За окном быстро темнеет и, не прекращая, моросит дождь. По дороге я рассеянно слежу взглядом за мелькающими в темноте зданиями и фонарями, но ничего не узнаю. Эту часть Парижа в районе Булонского леса я знаю плохо.