— Не будь дураком, парень. Те, кто напал на лагерь, сильнее, чем кажутся. Они видят в темноте, их оружие несет безмолвную смерть, а сами воины подобны злым голодным духам.

Другой бы стал спорить, но я хорошо помнил необычных гринго в странной броне, из-за которых и начались наши неприятности. Зубами вынув плотно притертую пробку, я залпом влил в себя содержимое пузырька. Горло обожгло, в животе словно кто-то плеснул керосина в затухающий огонь, на миг я аж присел от скрутивших меня колик. Старый шаман остановился и в нетерпении приплясывал вокруг, пока я не нашел в себе силы идти дальше.

— А когда подействует-то?..

Но ответить колдуну не дал резкий свист и последовавший за этим звуком хаос. Мне и раньше приходилось метать гранаты, слышать разрывы бомб и один раз даже пережить настоящий налет федералов на старый лагерь. Но тогда все было не так близко: мы отсиделись в лесу, а военные бомбили пустое место. Сейчас все было иначе. Меня ослепила яркая вспышка света, потом что-то огромное бросило назад и вверх, вышибая из легких весь воздух, и со всей дури шмякнуло о жесткую землю. Это был выстрел из РПГ, разнесший в труху арсенал. Но, кроме шума в голове и звона в ушах, я ничего больше не слышал. Зрение странным образом обострилось, а тошнота и слабость, обычные после контузии, как-то не приходили. Попробовал встать на ноги, это с легкостью получилось, лишь земля чуть раскачивалась при каждом шаге. Оглядев и ощупав себя, понял, что, за исключением нескольких неглубоких ссадин от щепок, цел и невредим. Автомат я продолжал держать в правой руке. Осмотревшись по сторонам, я побрел куда-то без всякой цели, досадуя на глухоту, сквозь которую, словно через толщу воды, доносились звуки стрельбы и взрывов. Даже крики людей были похожи на писк москитов, это казалось даже забавным. Хижины горели практически все, сельва тоже начинала мигать языками злого, дымного огня. Скоро здесь будет не продохнуть, и к ночной темени прибавится гарь от пожарищ.

К остаткам хижины шамана идти не пришлось, на труп старика я наткнулся через десяток метров, тело бросило под навес, где была общая столовая. Кавалу ударило головой о край широкой скамьи, отчего череп треснул, как перезрелый арбуз. Повинуясь смутному импульсу, я снял с тела матерчатую торбу, из которой старик доставал снадобье, и поднял валявшуюся справа от тела кепку. Повесив через плечо главное вместилище сокровищ нашего колдуна и надев его кепи, я почувствовал в себе странную уверенность: внутренний голос шептал в оглохшее ухо, что это был правильный поступок. Во рту пересохло, и от непроизвольного сглатывания целый шквал звуков обрушился на меня. Выбравшись из-под развалившегося навеса, я осмотрелся и как мог резво побежал к восточной окраине лагеря, где не видно было вспышек огня. Мимо пробегали бойцы, кто-то пытался удержать меня за ремень сумки, но когда я рванулся, пальцы разжались. Словно выпущенный из пращи камень, меня вынесло к горящему лазарету, где на пороге стояла сеньорита Анна.

— Симон, как ты сюда добрался?! — голос Анны перекрывал треск горящих бревен и заливистый лай пулемета, из которого от бедра палил заместитель Рауля, страшный и огромный, как замшелая скала, команданте Пелюда.