Дочь позвонила и предупредила, что сегодня ночует у Ленки.
– Ты уверена? – жестко спросила мать.
– В чем? – растерялась та. – В чем я уверена, мам?
– Да в том, что у Ленки! – недобро усмехнулась Ольга Петровна.
Помолчав, дрогнувшим голосом Иришка ответила:
– А если и нет, то это моя жизнь, мама! И вообще ты ничего не понимаешь! Совсем ничего!
– Где уж мне!
Но дочь ее не услышала – бросила трубку. Ольге Петровне показалось, что Иришка расплакалась. Или только показалось?
Все правильно – это ее жизнь. И она ее проживет – только она. Со всеми ошибками, болью. Страданием и счастьем. Проживет так, как захочет. И никто не сможет ей запретить и ее предостеречь.
Она набьет свои шишки и прольет свои слезы. А мать будет страдать вместе с ней, жалеть ее и утирать ее слезы. Потому, что мать. Вот и все.
На следующий день Ольга Петровна встала рано. Быстро умылась, оделась и наспех выпила кофе.
«Районка» была ей хорошо известна – когда-то в ней лежал дядя Гриша, Мусин отец.
Доехала быстро – на троллейбусе минут пятнадцать. Зашла в магазин, купила апельсины, яблоки, пару лимонов. Подумала и добавила кекс и пирожки.
В здании больницы подошла к справочной.
– Мария Григорьевна Шаблина? Такая имеется, да. Вторая терапия, третий этаж, пятый корпус. – Регистраторша посмотрела на часы, висящие на стене напротив. – Пока дойдете, посещения откроются. Без пяти одиннадцать сейчас, а у нас пускают с одиннадцати.
Ольга Петровна поблагодарила и кивнула.
В корпусе подошла к гардеробщице. Украдкой сунула ей три тысячи мелкими купюрами и, отдав пакет с покупками, назвала палату и фамилию больной.
– Отнесите, пожалуйста! А это – вам! – И добавила еще триста рублей.
Та, оглянувшись, сунула деньги в карман синего халата и заговорщицки кивнула.
– А что сама не занесешь? Не желаешь? Чужой, что ли, кто?
– Чужой! – подтвердила Ольга Петровна, добавив: – И да, не желаю! – И быстро пошла к выходу.
На улице было бело и снежно. Она словно впервые огляделась и увидела всю эту предновогоднюю красоту, как всегда, обещающую радость и обновление. Жизнь.
Она глубоко вдохнула свежий морозный воздух и заторопилась домой.
Дома было столько дел! Что говорить – Новый год.
Праздник семейный. Конечно, семейный!
И значит, нужно спешить. Дела ждать не будут.
Определенно не будут!
И еще в эту минуту она поняла, твердо осознала, что ни одного вопроса она никому не задаст – ни дочке, ни мужу. Мужу – к чему? Все давно быльем поросло, почти прожита жизнь. Зачем ворошить?
А дочка… Захочет – расскажет сама, если в этом будет нужда. А если нет – так и это бывает. Не все человек может рассказать. И не все объяснить. Даже собственной матери. И еще… Может, она боится услышать ответ?
Да нет, совсем не в этом дело. Просто иногда складывается так, что вопросы лучше не задавать. Пусть они остаются, эти сложные незаданные вопросы. И дело тут не в ответе, совсем не в ответе!
Дело в том, что не на все вопросы бывают ответы.
И вообще, хватит слез и страданий! Впереди Новый год! Хватит ныть. Надо просто продолжать жить. Вот и все. Только… Все ли?
Прощальная гастроль