«Ну что еще?» – Александр задумался.

Неужели так мало? Неужели это все? Все, что подсказала уже далеко не услужливая память? Не может быть! Здесь не наберется и на один день…

А, вот! Маленький Илюшка – лет семь, не больше. И поход в Художественный. Конечно, на «Синюю птицу».

Почему-то пошел он, а не Зоя. Почему – да разве сейчас вспомнишь. Сидели в амфитеатре, но видно все было прекрасно.

Заметив глаза замершего от восторга сына, Александр почти не смотрел на сцену – так было интересно наблюдать за Ильей.

Парень, казалось, оцепенел. Сидел как натянутая струна, не шелохнулся. Даже отказался в антракте идти в буфет, видимо, чтобы не спугнуть сказочные, дивные ощущения.

В его распахнутых глазах светились и восторг, и потрясение, и растерянность. Потом молча шли по бульвару. Сын крепко держал его за руку. Молчали.

Наконец Александр не выдержал.

– Илюша, что-то ты больно молчалив, а? Не болит ли чего? – спросил с мягкой иронией, пытаясь вернуть сына в реальность.

Мальчик вздрогнул:

– Папа, потом поговорим. Сейчас не могу. Или не хочу. – И печально вздохнул.

Нет, конечно, все понятно: спектакль завораживал, удивлял – декорациями, необычностью сюжета, игрой актеров. И все же было очень интересно, что же потрясло Илью больше всего?

Спустя пару дней сын ему объяснил: загробный мир, вот что так его потрясло. Оказывается, туда можно попасть? Можно проникнуть? И самое главное – он был, этот мир! Существовал! Там тоже жили? Просто в другом измерении, да? Просто не так, как здесь, на земле?

Тогда они с женой переглянулись – вот ведь как, оказывается.

Но запомнился этот путь – путь из театра. Сначала по бульварам, потом по набережной. Шли они долго – сын отказался от поездки в метро.

– Давай погуляем, а, пап?

Эта длинная дорога, эта молчаливая прогулка была почему-то очень счастливой. Александр, наверное, не смог бы и объяснить почему.

Да и зачем объяснять? Не все, что прекрасно и счастливо, не все, что ощутимо, не все, что осязаемо, нуждается в объяснении.

Просто ощущение – и все. Может быть, теплая ладошка сына, держащая его крепко, словно Илья боялся отпустить отца и оказаться беззащитным в этом пока еще непонятном мире. И его собственные ощущения – защитника, способного оградить.

Может быть, дело в Москве, его родном городе, майском, почти уже полностью укрытом сиренью.

Или дело в пароходике, идущем по Москве-реке, – медленном, изящном, игрушечном.

Или так подействовали теплый вечер, мечты о скором лете и поездке в деревню.

А может быть, дело в предвкушении дома, встречи с женой, в ожидании тихого семейного ужина – все вместе, втроем.

Непонятно. Да что разбираться? Главное – что это было, что он помнил это всю жизнь.

И еще – слова сына. Остановились на набережной передохнуть.

Долго и молча смотрели на темную, маслянистую воду.

И слова его мальчика:

– Папа! Спасибо тебе!

– За что, Илюша?

– За этот вечер.

Александр смутился и незаметно смахнул слезу, чтобы Илья не увидел.

А, да! Вот еще! Как он мог забыть? Зоя улетела в командировку в Петрозаводск. А утром сообщение по «Новостям» – самолет потерпел крушение. Он метался по квартире, не в силах даже присесть, остановиться.