Для усиления эффекта, я добавила пару всхлипов, а через пять минут выноса мозга озверевшие слуги вынесли дверь. Я чинно дожидалась того момента, когда единственная преграда, разделяющая меня между «домашним» и «диким» будет снесена, а потом, краем глаза наблюдая, как целая делегация, на лицах которых читалось: «мы тут по большей части, чтобы добить!», влетает в комнату, пулей вылетаю в открытую до следующего ремонта дверь.

— Ловите ее! — орала толпа позади меня, а я искренне полагала, что физкультура полезна всем, даже толстой запыхавшейся кухарке.

— Осторожней! Ваза! — звон осколков, намекал на то, что не все, кто плотно сидел на хвосте, были готовы к такому повороту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Осторожней! Зеркало! Не разбейте! — орали позади меня, пока я радостно чесала за ушком. А вот нечего было языком чесать! Кто вам давал право критиковать мою внешность?

Треснувшее зеркало валялось на полу, а смурные лица намекали, что это — очень плохая примета. Судя по местным суевериям — это к смерти! Еще бы! Это было одно из любимых зеркал хозяина!

— Вот! Новый поворот! И народ ревет! Что он там снесет? Столик и комод? В хвостик или в рот? Хозяин их найдет! За поворот! — подбадривала я местный персонал. Судя по сноровке, с физкультурой они были на «вы», изредка кивая ей и переходя на другую сторону дороги.

У меня на хвосте сидело человек пятнадцать, проклинающих меня и мое шило, на котором держится хвост.

— А я, может, по хозяину, скучаю! Я — очень одинокий кролик! Если кролика никто не чешет, значит, кролик отсюда чешет! — гаденько заметила я, глядя, как меня пытаются загнать в угол, с целью почесать меня руками, ногами и другими подручными предметами как следует! Особенно, меня вдохновляла швабра, специально задуманная для моего почесания!

— Мне неудобно! — раздался голос того самого заросшего и уже оправившегося от пробного полета «человека-мотылька», однажды попытавшегося взлететь после игры «кто сказал «мяу?». Я замерла от ужаса, видя, как этот заросший мужик превращается в в змею! Точнее, в полузмею. Его серые кольца струились по полу, а одно из них устремилось в мою сторону.

— Хозяин не разрешал! — взмолились другие. — Нам нельзя при ней превращаться! Ты что творишь?

Вижу, как на него зашипел оставшийся гадючник, а я дернулась в сторону открытого окна, в надежде, что чудеса на этом не закончились, и мне удастся превратиться в птичку. Хлопай ушами и взлетай! Птичка радостно и болестно? приземлилась на хвост в густую траву, а потом стремглав бросилась в сторону леса. Где-то мне грустно махали киви и страус, намекая, что рожденный бегать, летает только после пинка!

Я мчалась среди деревьев, в надежде, что хвост оторвался. И надеюсь, что не мой! Не разбирая дороги, я летела пушистой пулей, минуя кусты и заросли, пока не выдохлась, требуя, чтобы сердце из пяток переползло обратно, в отведенное природой место. Листики шуршали, веточки скрипели, кролик выдыхал А чем это так вкусно пахнет? Я принюхалась, пытаясь понять, откуда в этом лесу запах шашлыков? Меня, значит, на шашлыки не водили! Ветер изменился, а запах стал ярче, пленительней, заставив взбодриться и пошевелить усами.