Все мое тело облепил толстый слой черной липкой грязи. Я вычищал ее из ноздрей, стирал с глаз и выплевывал изо рта.

Жить. Я хочу жить. Я вынесу любую муку, но не сдамся. Я дойду до Пляжа Ягуаров во что бы то ни стало.

Смеркалось, и я остановился. Я оставил рюкзак у ствола дерева и отправился на поиски пальмовых листьев. Я шел медленно и в конце концов упал на колени и начал ползти, как раненый медведь. Я доковылял обратно до места, которое я выбрал для ночлега, волоча за собой несколько пальмовых листьев.

«Этого хватит, чтобы заночевать. Это самая последняя ночь в джунглях. В любом случае нам не нужно много листьев, мы прижмемся друг к другу и согреемся теплом наших тел».

Я начал расчищать полянку для нас обоих, чтобы мы могли лечь в полный рост. Она должна быть шире, чем обычно, ведь я буду спать не один. Я убрал все мокрые листья и поломанные ветки.

«Давай, ложись рядом и обхвати меня покрепче».

Внезапно я осознал, что подготовил место для двух человек.

«Идиот, ты же здесь один».

Я лишился рассудка. Я бредил. Нужно взять себя в руки. Если я не вернусь к реальности, я сойду с ума.

Я один. Я один. Я один.

Я разложил пальмовые листья и свои вещи в небольшой нише между корнями, торчащими из-под земли, и лег на холодную землю. Шел дождь, тяжелые капли по-прежнему скатывались с высоких деревьев. Я стянул ботинки с ног. В носки забилась земля, но я не решился снять их. И даже если бы мне это удалось, я бы не смог потом натянуть их, поэтому я просто оставил их на ногах вместе с грязью, кровью и всем остальным. Я вытащил все из водонепроницаемого мешка и аккуратно, миллиметр за миллиметром, натянул его на ноги до колен. На пальмовых листьях я разложил москитную сетку, завернулся в нее и сверху укутался другой, подоткнув края. Я укутался в пончо так, чтобы оно закрывало меня с головы до пят и защищало меня от влаги, грязной земли и стекающей сверху воды. Как обычно, лицо я спрятал в капюшон. Руки мои были мокрыми, а все тело покрывали раны, царапины, раздражения и сыпь. Я прижал руки к подмышкам, чтобы согреть их.

Я хотел занять чем-то свои мысли. Я жаждал поговорить с ней, но сдерживался.

Я попытался предаться своим обычным мечтам (побывать в Лас-Вегасе, Бразилии или на ранчо в Галилее), но не мог сосредоточиться на них. Воображение не работало.

В голове засела единственная мысль: проснуться после хорошего, долгого сна в своей мягкой постельке в доме еврейской общины в Ла-Пасе, принять душ и приготовить завтрак. Я нарезаю лук кубиками и обжариваю его на сковороде с маслом. Я довожу лук до золотистого цвета, он шипит, а капли масла летят в стороны. Я посыпаю лук тертым сыром, который тут же плавится на сковороде. Я вдыхаю его великолепный аромат. Затем в сковороде я взбиваю яйца и делаю сочный омлет, который жадно поглощаю.

Я никак не мог выкинуть эти мысли из головы. У меня болел живот. Все мое тело молило о еде, которой у меня не было. Бобы стали твердыми как камень. Рис намок и пах настолько плохо, что даже грязь выглядела аппетитней. Если бы только я мог развести костер. Сделаю это завтра. Завтра я доберусь до Пляжа Ягуаров. Я был уверен в этом. Ведь несмотря на то что я полз с черепашьей скоростью, я прошел довольно приличное расстояние, значит, Пляж Ягуаров совсем близко.