Мы прошли вместе уже несколько часов, но Пляжа Ягуаров не было видно. Я пытался найти его по четырем островам на реке. Я вспомнил, что они находились у самого пляжа, но пока увидел только единственный одинокий островок. Я испугался, что острова смыло течением, но поверить в это было довольно сложно. Острова были большими и лесистыми. Они не могли исчезнуть без следа.

Я с трудом пробирался по грязи и наконец наткнулся на фруктовое дерево. Оно было высоким, похожим на пальму. На вершине я заметил крупные грозди фиников, а рядом семья обезьян устроила себе шумный пир. Несколько плодов упало на землю. Они валялись в грязи и гнили. Тело мое содрогнулось и задрожало от непреодолимого желания, первородного инстинкта. Я был голоден, как зверь. Я набросился на финики, лежащие в грязи. Мне было все равно, что они гнилые. Даже черви не вызвали у меня отвращения. Я запихнул финик в рот, положил его на язык, от слюны он таял во рту, затем я выплюнул его на ладонь, сплюнул остатки грязи и снова принялся жевать плод. Вскоре, однако, я потерял терпение и проглотил финик целиком вместе с грязью. Я не оставил ни единого плода на земле. Даже черви послужили источником белка. Обезьяны начали кидать в меня полуобглоданные финики. Они насмехались надо мной и швырялись косточками мне в голову. Я был им благодарен, поскольку обезьяны только надкусывали плод, выбрасывая бо́льшую часть съедобной мякоти. На финиках были заметны следы их зубов.

Я прошагал еще несколько часов без остановки. Для этого мне потребовалось приложить титанические усилия, превозмочь боль, но Пляжа Ягуаров так и не было видно. Я начал волноваться, хотя я знал, что не мог пропустить его. Это был самый широкий пляж на всей протяженности реки. «Должно быть, я просто медленно двигаюсь», – подумал я. Я был ранен, а идти по грязи было труднее, я не мог шагать слишком быстро. Нельзя сдаваться. Нужно добраться туда до того, как самолет вновь пролетит над моей головой.

На мгновение я впал в ступор. Но это была не ее вина. Просто холм был слишком крутым. Я знал, что я не смогу забраться на него без боли и мучений. И тут я сломался. Она начала плакать, отказываясь идти дальше. Мне надоело говорить с ней ласково и нежно.

«Да что она там себе навыдумывала? – подумал я в ярости. – Что у нас пикник?»

«Прекрати жалеть себя, – заорал я, – я уже устал от тебя и твоего нытья, слышишь? Да кому ты вообще нужна? У меня и так проблем хватает, чтобы еще таскать за собой плаксу. Ты мне никак не помогаешь. Ты только рыдаешь. Может, поменяемся местами, и ты понесешь этот чертов рюкзак? Я уже устал от твоего воя. Можешь рыдать сколько влезет, мне все равно, но только не советую тебе останавливаться, поскольку я больше ждать тебя не стану».

Я повел себя довольно жестоко, но чувствовал себя лучше, поскольку выпустил пар. После мне стало стыдно. Я подошел к ней, обнял ее, ласково погладил волосы и извинился за то, что вышел из себя. Я сказал, что не хотел ничего такого, что я люблю ее, буду защищать и доставлю ее в безопасное место, но ей нужно приложить усилия и идти.