Дмитрий Игнатьевич Ивашкин. Свихнувшийся учитель истории. Он рисовал на земляном полу какие-то пентаграммы и что-то бормотал себе под нос.
— Вы понимаете, что вас вычислят, осудят и закроют до конца дней? — услышал он слабый голос Лены.
Потом увидел ее. Девушка лежала в облаке каких-то белых тряпок.
— Очнулась? И что увидела в пограничном состоянии? Надеюсь, княжну Филаретову?
— Ваше мрачное будущее.
— Детка, меня ни за что не вычислят. Я от единственной улики избавился.
— Какой же?
— «Урала» своего. От мамы достался. Стоял без дела. А по весне я его завел и оседлал. На нем в усадьбу ездил, в Васильки, к хижине Златы все это время. Потом понял, что следы шин оставлял везде. И обменял его поутру на значки твоего приятеля Евгения. Коллекция, кстати сказать, неплохая. Пригодится.
— Но в процессе расследования выяснится, что это ваш мотоцикл. И вы сбагрили его уже после убийств.
— Это когда будет! — отмахнулся он.
— Скоро. К следствию подключили лучших российских специалистов по криминалистике.
— Меня уже завтра тут не будет. Обретя дар и напитавшись силой, уйду в странствия. Без документов и вещей.
— Вас объявят в международный розыск.
— Даже если так, тебя это касаться не должно. Мои проблемы. А твои скоро закончатся. Если веришь в Бога, молись.
— Вы убьете меня?
— Принесу в жертву, — поправил он. — Но вообще — да. Оказывается, это совсем не сложно. Я понял это, когда стал невольным убийцей Филарета.
Сема не понимал, почему Лена только разговаривает с ним, но не действует. Потом увидел, что она связана по рукам и ногам белыми простынями.
Ткачев не мог выйти из укрытия. Ивашкин заметил бы его и что-нибудь предпринял бы. Он находился ближе к Лене. Да, у Семы есть лопата, но, метнув ее, он может не попасть в Ивашкина. И что делать?
Вдруг…
Послышался звук. То ли писк, то ли плач, то ли скулеж.
Старик напрягся.
— Твои штучки? — рявкнул он на Лену.
— Я лежу обездвиженная перед вами.
— Женщина в белом явилась раньше времени? Нет, это вряд ли…
Звук приблизился. Сема обернулся и чуть не заорал. На него надвигалось привидение. Белое, колышущееся, источающее голубоватый свет…
— Аааа, — закричал бы Сема, но вместо него это сделал Ивашкин.
И Ткачев решил, что больше медлить нельзя. Какие бы призраки ни блуждали по подвалам усадьбы, они менее опасны, чем сумасшедший старик из крови и плоти.
Выскочив из укрытия, он ринулся на него и поверг своим Экскалибуром. Иначе говоря, долбанул лопатой. Дмитрий Игнатьевич осел. А Сема стал выпутывать Лену из простыней. Это были именно они. И совсем не белые. Сероватые. Некоторые с прорехами и следами плесени. Вполне возможно, гнили тут, в подвале, со времени психушки.
— Спасибо, — выдохнула Лена, обняв Сему. — Ты спас меня.
— Не я, оно… — И указал на призрака. — Или она, женщина в белом? Не знаю, как правильнее…
— Теперь ты поверил?
И только Сема хотел утвердительно ответить, как раздался хохот. Ржал Леха. Только он смог протиснуться в узкую дыру. И взять с собой костыль, белую рубаху Виталия Пименова и телефон с записью так называемых потусторонних звуков, а также голубой подсветкой. Все эти три вещи, собранные вместе, смогли создать отличную иллюзию.