Но буквально через несколько дней в газетах появилось открытое письмо парижского ювелира Лифшица, который уверял, что Мажанс – жалкий уличный мазилка, который просто-напросто хочет сделать себе рекламу, а настоящего создателя тиары он, Лифшиц, видел своими глазами. И никакой это не Мажанс, а натуральный одессит, ювелир и чеканщик Израиль Рухумовский, который корпел над тиарой восемь месяцев, за что и получил две тысячи рублей (по сравнению с прибылью Гохмана – сущие кошачьи слезки).
Это звучало довольно убедительно, и тиару от греха подальше быстренько убрали в запасники, а французское правительство назначило комиссию по расследованию. Ушлые французские журналисты быстренько нашли в Одессе Рухумовского, благо он и не скрывался, а наоборот, подтвердил, что именно он сделал тиару и готов приехать в Париж, чтобы это доказать, если только ему дадут денег на дорогу.
Деньги ему отвалили мгновенно – и скромный одессит, работавший без вывески и патента, объявился в Париже перед суровыми очами правительственной комиссии. Сначала он назвал тот самый старинный рецепт золотого сплава, который, как оказалось, вовсе и не был утрачен. Потом, когда ему предложили показать свое мастерство, тут же, перед членами комиссии, за пару часов отчеканил на золотой пластине одну из сцен, красовавшуюся на тиаре. Принесли тиару, сравнили. Совпадало до мелочей. Учитывая, что тиару Рухумовскому не показывали, это могло означать только одно: фуфло …
Впрочем, Рухумовский с типично одесским благородством и не подумал закладывать Гохманов. Он упорно твердил, что некий «незнакомый господин из Керчи» заказал ему тиару, чтобы, как он объяснил, преподнести в подарок какому-то видному русскому археологу. Рухумовский к тому же перечислил книги, которыми пользовался в качестве источника: «Русские древности» Толстого и Кондакова, атлас древней истории Вейссера, репродукции с того самого щита Сципиона и гравюры с фресок Рафаэля.
Потом Рухумовский рассказал немало интересного парижским репортерам: что именно он сделал золотые «античные» фигурки кентавров, которые Гохманы толкнули одному видному русскому коллекционеру; что именно он смастерил «античный» золотой скелетик, который Гохманы за приличные деньги загнали самому барону Ротшильду, тоже мужичку не промах.
Отдельные горячие головы настаивали, что всю компанию, от Рухумовского до Гохманов, следует немедленно отдать под суд. Но плохо они знали одесситов. Рухумовский упорно твердил, что все вещи делал либо по заказу «неизвестных господ», либо для собственного удовольствия, а что с ними было потом, он не знает и отвечать ни за что не может. Никаких имен он не называл, Гохманов форменным образом вычисляли. Кто продал Ротшильду скелетик? Ах, Гохманы… Кто продавал кентавриков? Они же… Кто продал в Америку «античные» украшения, статуэтки и оружие, которые перечислил Рухумовский? Ах, снова Гохманы…
Но вот дальше-то что? Никто не сомневался, что у Гохманов моментально сыщется своя, самая убедительная легенда. И, в конце-то концов, не стоит забывать, что несметное количество ученых мужей из самых разных стран Европы признало все эти фальшивки подлинными. Получится не судебный процесс, а форменная комедия, куча профессоров и музейщиков будет выставлена на посмешище – а посадить все равно никого не удастся, вывернутся…