14. Но поскольку существует большая разница в отношении способа действия между интеллектом и воображением, он добавляет: "что касается созерцательного интеллекта, то речь о нем особая" [24]. В самом деле, он откладывает исследование этого вопроса до 3-ей [книги]. Чтобы никто не мог сказать так, как это превратно толкует Аверроэс, будто Аристотель потому говорит, что о созерцательном интеллекте речь особая, что интеллект "не есть ни душа, ни часть души" [25], но это исключает сразу же в начале 3-ей [книги], где он вновь берется за анализ интеллекта. Ведь он говорит "о части души, при помощи которой душа познает и разумеет" [26]. И никому не следует полагать так, будто это говорится только в отношении того, что возможностный интеллект отделен от интеллекта в действии, как пригрезилось некоторым. Ведь это сказано еще прежде, чем Аристотель стал доказывать существование интеллекта в возможности и интеллекта в действии: поэтому он говорит здесь интеллектуальная часть в общем, согласно чему он соединяет и действующий и возможностный, также как ранее во 2-ой [книге] он ясно отличил интеллект от других частей души, как уже было сказано.
15. И надо отметить удивительную тщательность и последовательность в анализе Аристотеля. В 3-ей [книге] он начинает свое рассуждение об интеллекте, [возвращаясь к вопросам], которые он оставил неопределенными во 2-ой [книге]. В отношении интеллекта ранее остались две неопределенные [проблемы]. Во-первых, отделяется ли интеллект от других частей души только по своему смыслу или также пространственно - [вопрос], оставленный им неопределенным, когда он сказал "относительно интеллекта и способности, к умозрению еще нет ясности" [27]. И он опять задается этим вопросом, когда говорит: "или он отдельно существует", то есть от других частей души, "или неотделим по величине (magnitudine), но лишь в уме" [28]. То, что он называет здесь отделимым по величине, не что иное, как то, что говорилось выше: отделимый пространственно.
16. Во-вторых, он оставил неразрешенным вопрос об отличии интеллекта от других частей души, сказав затем: "О созерцательном же интеллекте речь особая" [29]. Но он тотчас приступает к этому вопросу, когда говорит "необходимо рассмотреть, что это за различие он имеет" [30]. Однако он намеревается определить это различие таким образом, чтобы оно могло соответствовать либо одному, либо другому из двух предположений, то есть либо [интеллектуальная] душа отделяема от других частей по величине или пространственно, либо - нет. На это достаточно ясно указывает сам модус его речи. Нужно рассмотреть, говорит он, чем отличается интеллект от других частей души, отделяем ли он от них по величине или пространственно, то есть субъектно, или неотделяем [таким образом], но только в уме. Поэтому ясно, что он не намеревается показывать это различие, потому что интеллект - это субстанция, отделенная от тела, по ее бытию, а это не может соответствовать ни одному из вышеприведенных положений. Но он намеревается определить это различие в отношении способа действия, поэтому он добавляет: "и как происходит само мышление" [31]. Таким образом, благодаря тому, что мы можем извлечь из слов Аристотеля до сих пор, становится ясно, что он полагает, что интеллект это часть души, которая есть акт физического тела.