Сама себе дура. Не простая, а выдающаяся, почетная. Если где-то заседает совет идиоток, то я на нем Главная Дурила.

Как следует проникнуться осознанием собственной никчемности не получилось: скрип двери ударил по натянутым нервам. Я резко обернулась и поняла, что падаю. Ухватилась за комод, но пальцы предательски разжались. Ну что, плюс расквашенный нос в копилку одухотворенной красоты… Или нет?

– В кого ты такая упрямая?

Анри успел меня подхватить и сейчас прижимал к себе. Я слышала, как гулко бьется под ладонью его сердце.

– На две минуты одну оставить нельзя. Зачем встала?

– Отпусти, – прохрипела я, уперлась ладонями ему в грудь и добавила, – урод.

– Непременно.

Он подхватил меня на руки и понес к кровати.

– Скотина. Сволочь. Мерзавец.

– Продолжай в том же духе. Можешь даже покричать, станет легче.

Да ты что?

Надеюсь, мой взгляд был не менее говорящим, чем ругань потерявшего месячный заработок извозчика. Стоило Анри меня отпустить, как я подхватила валяющийся на постели пустой графин. Разумеется, он поймал мою руку до того, как я расколошматила бы несчастную посудину о его макушку. Легко надавил на запястье, пальцы разжались, и графин шлепнулся на покрывало. Я рванулась было, но тут же сползла обратно – голова закружилась, недвусмысленно намекая на глупость столь необдуманного поступка. Жар возвращался, а вместе с ним и желание пить.

– Что, разбивать графины о вас нельзя? – язвительно осведомилась я. – От этого мне точно стало бы легче.

– Нет. Графины нельзя.

– Какая досада! А что можно?

Выглядел Анри неважно. Непривычно бледный, на щеке отчетливо выделяются свежие царапины от ногтей. Глаза ввалились, вокруг зрачка пылает золотой ободок. Он смотрел так, что сердце сжималось, и за это я себя ненавидела. От злости хотелось надавать себе пощечин. За сожаление о случившемся, за желание спросить – почему? За то, что солнечный взгляд обжигал: до лихорадки, до дрожи. За отчаянное желание поверить еще несказанным словам. Если он, конечно, что-то собирался мне говорить.

– Как ты себя чувствуешь?

– Тошнит.

– Это пройдет. Чуть позже.

– Меня тошнит от вас. А пройдет это в тот же день, когда графиня Уитмор примет обет целомудрия.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Тишина воцарилась такая, что от нее хотелось кричать. Слава Всевидящему, Анри больше не пытался ко мне прикасаться: сама мысль о том, чтобы снова чувствовать его, была невыносима.

– По приказу Симона убили моих родителей.

Я замерла. Ожидала чего угодно, но только не такого.

– Я всю жизнь положил на то, чтобы уничтожить этого человека, подобраться к его секретам и вытащить на свет всю грязь, которую только сумею найти. Но к тому, что нашел, оказался не готов.

Я упорно смотрела поверх его плеча, но взгляд все равно цеплял глубокие морщины, залегшие у губ, тянулся к сбитым костяшкам. Еще самую капельку ближе – и мы друг друга коснемся.

– Симон возглавляет тайное общество. Лига М – так они себя называют.

– Лига М?

– Мааджари. Сверхраса, недовольная положением дел и торжеством науки над магией. В окружении Эльгера только сильнейшие маги нашего времени. Они используют мертвые знания, изучают и практикуют заклятия, которые большинство наших современников не сумеют повторить. Случившееся с Луизой – еще цветочки. Да что там, ты сама столкнулась с силой Эрика – магия искажений, искусство гааркирт… И это только часть его талантов.