— Дуулга.

Указав на щит, висевший на вогнутой стене, Изай выдохнул:

— Халха.

— Халха.

Половец потянул саблю из ножен:

— Хэлмэ!

— Хэлмэ… Сабля — хэлмэ или ножны?

— Сабля, — подкинув нож, Изай назвал его: — Хутуг.

— Хутуг.

Арбан дотянулся до ножен с мечом и постучал ногтём по рукоятке:

— Мэсэ. Меч, значит.

— Мэсэ.

— Лук — номо.

— Номо.

— Стрелы — тумер булсуу.

— Тумер булсуу.

— Топор — алма хунэ.

— Алма хунэ.

— Булава — гулда.

— Гулда.

— Копьё — жада.

Повторить Сухов не успел — за стенами юрты гулко забили барабаны. Подняли хриплый вой длинные кожаные трубы-карнаи, и чей-то пронзительный голос завопил:

— Дэр-халь! Хош-халь!

— «Сейчас и повеселее», — перевёл арбан-у-нойон, торопливо поднимаясь с места. — Сбор!

Изай стремительно покинул юрту, Олег поспешил за ним следом. Агтачи бегом подвёл коней.

— Хельгу, неси попону! Живо!

Сухов метнулся в юрту и вынесся обратно, держа в руках нагретый потник — пусть коню будет приятно.

Олег потрепал саврасого по холке, будто извиняясь, и положил на его спину ненагретую попону — негде ему пока греть. Поверх попоны — чепрак, отороченный бахромой из мягкой кожи, на чепрак — седло с крутыми луками, окованными бронзовыми узорными пластинами, с бронзовыми же стременами. Затянув подпругу, снял оброть[94] и надел уздечку, плетённую из узких ремешков. Готов к труду и обороне.

А вот Изаю Селуковичу приходилось решать ту же задачу в два действия — его гнедому тоже полагался доспех. Надо было скрепить на спине коня две обширные боковины из толстой кожи, опускавшиеся ниже колен, за седлом увязать накрупник, спереди — нагрудник с нашейником, а на голову гнедку конскую маску надеть.

Олег приметил, что Изай сам собирался в поход, исполняя все воинские повинности, а вот юрту сворачивали боголы арбана. Разделение труда.

Пока половец споро затягивал ремешки, собрался весь его десяток — крепкие парни в поперечно-полосатых куяках, расписанных зелёными, розовыми, красными, оранжевыми красками и украшенных вышивками. Нукеры никогда не мылись, но и не воняли особо, от них шёл запах дыма и мускуса. Изай крикнул им что-то непонятное, и те стали представляться по одному:

— Хасар! Джарчи! Судуй! Чимбай! Тайчар! Курух! Хуту! Итурген! Алтан! Джельмэ!

Олег вскочил на саврасого и громко отрекомендовался:

— Хельгу!

Трое или четверо из десятка дружелюбно оскалились, остальные хранили каменную непроницаемость. Сухов, правда, не шибко-то и расстроился — новичков нигде особо не жалуют. Ничего, стерпится-сдружится…

Показался сотник Эльхутур, за ним следом ехали барабанщик с двумя барабанами, трубач с рогом на перевязи и щитобоец с большим медным щитом-гонгом.

Придирчиво проверив, в порядке ли оружие у его подчинённых, Изай взлетел в седло и махнул рукой: за мной! Десяток потрусил следом за командиром. Олег завертел головой. Десяток? Сотни, тысячи, десятки тысяч стронулись с места! Женщины с пронзительными песнями разбирали юрты, сворачивали войлоки, сдвигали косые решётки и вьючили всё это на верблюдов, вместе с медными котлами, железными таганками и чувалами с пожитками. Одноколки-тэргэн скрипели нещадно громадными колёсами, несчётные табуны топтали степь, поднимая тучи пыли, смешанной с сухим снежком.