— Да вон он! — обрадовался Лысун, пальцем тыча в чёрную фигуру, удалявшуюся быстрым шагом.
— Ти-хо! За ним.
Бэрхэ-сэчен свернул в неприметный переулок, и Сухов наддал, побежал скачками. Затормозив у поворота, он выглянул, и вовремя — плосколицый быстро поднимался на крыльцо дома, дверь которого услужливо придерживал длиннобородый Савенч.
— Та-ак… — проговорил Олег. — Вот что, Лысун. Я здесь побуду, а ты обойди тот дом вокруг, глянь, нет ли там другого выхода. Понял? И сразу сюда.
Олфоромей кивнул и отправился на разведку. А Сухов пристроился за толстым каштаном, поглядывая поверх развилки.
Дом, в котором скрылся Бэрхэ-сэчен, был не из бедных, но и роскошью не блистал. Поднимая стены на три этажа, он поддерживал крышу из двойного тёса. Ставни были закрыты, дым из трубы не вился… Называется: «Никого нет дома».
Лысун показался из глухого переулка, и Олег негромко свистнул ему.
Олфоромей живо дотопал, притулился к дереву.
— В общем, так, — сказал он веско. — С той стороны — овраг глубокий, забора там нет. И ежели этим охота придёт отъехать незаметно, то они по оврагу-то и уйдут. Однако снег нетронут.
— Ясненько… Вот что, сбегай тогда к нашим, найдёшь мне кафтанчик, как у «чёрного клобука», и притащишь сюда. А я пока посторожу.
— А кто это, вообще?
— Знать бы… Ты про монголов слыхал что-нибудь?
— Монголов?..
— Ну, как их тут ещё называли… называют… Татары!
— Дык кто ж про татар не слыхивал! Знамо дело, слыхал. Они ж у прошлом годе на булгар войной ходили, кучу народу побили, все грады пожгли. Была Булгария, и нету!
— А ты этих татар живьём видал?
— Врать не буду, не видал. А цего?
— А того, друже Олфоромей, что мы давеча татарина догоняли.
— Ну?! — выдохнул Лысун. — А цего он во дворце забыл?
— Вот это мне и интересно! Ходит этот гад по Киеву, вынюхивает, а потом всё своим ханам доложит. Может такое быть?
— А цего? Запросто!
— Вот и я так думаю… Ты ещё здесь?
— Бегу!
Олфоромей убежал, но ожидание не затянулось — вскоре новик примчался обратно и протянул Сухову тёплый халат из некрашеной бурой шерсти, расшитый по краям тесьмою.
— Вот! Бегубарс Тоглиевич передал, он сам из берендеев.
— Порядок!
Олег накинул поверх кольчуги халат и подпоясался кушаком.
— Шапчонку мою возьми, — Олфоромей сдёрнул с головы войлочный колпак, — кочевые-то такие носят.
— Спасибо.
Едва Олег договорил, как на крыльцо вышел Бэрхэ-сэчен, небрежно отмахиваясь от Савенча, изнывавшего от желания услужить.
Плосколицый спустился по ступенькам и направился к усадьбе Гордяты. Обогнув богатый двор, двинулся далее. Бэрхэ-сэчен шёл неторопливо, не оглядываясь, безо всякой опаски, как у себя дома. По-хозяйски. Это Олега злило.
Сухов шагал следом, пытаясь быть незаметным, стараясь не маячить — то ствол дерева его прикроет, то будка менялы.
Между тем Бэрхэ-сэчен прошёл за городские ворота, а за мостом дорога разбегалась новыми улицами, проложенными во времена Ярослава Мудрого — каких-то двести лет назад.
Вдали, вырастая над крышами, сияли купола многоглавой Софии Киевской, но Бэрхэ-сэчен шагал не туда.
Внезапно в его поведении наступила перемена, резкая и странная, — монгол отшатнулся, отбежал к стене, пластаясь по ней и замирая.