Я не ошиблась.

Вместе с Аллена мы прошли через его гостиную и личную столовую в спальню. В ней стояла огромная, укрытая мехами и одеялами кровать и имелся каменный камин с остывшим пеплом. Три витражных окна темнели в свете свечей.

– Скажите, отец, – спросила я, терпеливо ожидая, когда он удалился в соседнюю комнату, – как вы узнали о Каноне?

Он возвратился, держа в руках длинную кочергу, – мое сердце упало: на секунду я подумала, что он использует ее как оружие, – но лорд улыбнулся и ответил:

– Этот секрет передается от отца к сыну с тех пор, как мы спрятали Канон.

– Райан знает об этом?

– Да. Но Шон – нет.

Я наблюдала, как он поддел кочергой одну из каминных плит: длинную, почерневшую от сажи и исцарапанную поленьями. Он поднял ее, и я подумала о Тристане, почти увидев, как мой предок совершал те же движения, – только он хотел спрятать, а не вытащить на свет Канон.

– Бриенна.

Услышав свое имя, я шагнула вперед, словно с моих ног спали незримые оковы. Он поднял плиту, ожидая, что я загляну под нее и возьму Канон.

Я неслышно подошла к Аллена и посмотрела в отверстие в полу.

Однажды Картье описал мне Канон. Он сказал, что Лиадан применила магию, чтобы выгравировать слова в камне. Я увидела Канон, и мое дыхание замерло. Камень Сумерек раскалился в медальоне, все еще спрятанный в корсаже. Его пробуждение заставило меня встать на колени. Я протянула к каменной табличке дрожащие руки.

Слова Лиадан мерцали, словно в выемках скопилась звездная пыль. Табличка казалась легкой – белый прямоугольник размером с большую книгу. Я стерла с нее сажу и пыль, и слова ожили под моими пальцами, разгораясь. Я знала: это была магия. Канон отзывался на близость Камня Сумерек. Капли пота выступили у меня на шее, когда я поняла, что Аллена тоже видит небесный свет, исходящий от Канона, словно я придавала надписи сил.

Я встала, отвернулась от него и отошла на несколько шагов, баюкая табличку как ребенка, мысленно уговаривая ее потускнеть, потому что она могла выдать меня.

Канон словно услышал мою немую просьбу. Свет померк, как остывающие угли. Камень Сумерек тоже остыл. Я могла только представить, что случилось бы, будь во мне хоть капля крови Кавана.

– Прочти его, дочь, – велел Аллена, опуская каминную плиту на место.

Я вздохнула, приказывая голосу быть твердым.

Слова Лиадан потекли с моих губ, легкие, как воздух, сладкие, как мед, и острые, как меч.

Я, Лиадан Кавана, первая королева Мэваны, говорю, что трон и корона этой земли могут принадлежать лишь ее дочери, будь она Кавана или наследница любого из других тринадцати Домов. Король не сядет на этот трон против воли народа и королевы. Каждая леди может претендовать на мою корону, ибо через дочерей длится наш род и жизнь в процветании.

Выгравировано в первый день июня, 1268

Мой голос растаял в тенях, в комнате воцарилась тишина, слова повисли между мной и Аллена как нитка жемчуга. Раньше я думала, что лишь наследница Кавана имеет право на трон. Теперь я поняла, что Лиадан открыла путь к короне любой из наследниц четырнадцати Домов.

Аллена не лгал. У меня было право на трон.