– Самые сложные вопросы имеют, как правило, простые ответы, – вздохнул Куприн. – У Павла был свой ритуал. Двенадцатого декабря он писал записку и клал ее в карман куртки. Лишить жизни человека непросто, Павел не профессиональный киллер, послание в кармане было для него помощником. Когда он подошел к окну, держал его в руках, готовился таким образом к завтрашней акции. Но увидел Веру, выронил листок и убежал. Такое с ним случилось впервые. С Крюковой и Щаповой все прошло гладко, Павел несколько дней ходил по дороге, где потом нападал на жертву, держа в руке листок, собирался с духом и, когда никого вокруг не было, убивал ее. А тут… Он занервничал, но новое письмо составлять не стал, решил, что это будет дурной приметой.

– Вера нашла записку и запаниковала, подумав, что к ней наведался Андрей Расторгуев, который решил через много лет отомстить падчерице, – вздохнула я. – Очень глупое предположение, учитывая возраст старика. Но Филиппова от страха, что ее тайна раскроется, потеряла голову.

– Пожалуйста, не говори, что Павел действовал глупо, у меня нет никаких возражений, кроме слов о его нарушенной психике, – предостерег Олег.

– Ладно, ладно, молчу, – смиренно согласилась я. – А почему все трупы он оставлял в сквере у нового шоссе в Северо-Западном округе?

Куприн улыбнулся.

– Ага, вот до этого ты не додумалась! Ранее там, где сейчас проложили дорогу, на месте небольшого парка, стоял дом сталинской постройки. Его снесли, жильцы получили квартиры в других районах. Один из них переселился в спа-отель «Нирвана»…

– Андрей Борисович Расторгуев, – подпрыгнула я. – Павел привозил трупы туда, где раньше проживали артист, Ника и Галина, туда, где пытались убить младенца. Что теперь будет с переводчиком?

– Отправят на психиатрическую экспертизу. Если его признают невменяемым, поедет в спецбольницу. Если нет, будет отбывать наказание, назначенное судом. Но, думаю, Павла поместят в клинику. На мой взгляд, он нуждается в серьезном лечении. Иосиф ни в чем не виноват, поскольку не знал, чем занимался Павел, к нему претензий нет.

– Мораль: всегда внимательно слушайте, что вам говорят дети. Если бы Андрей Борисович поверил словам Ники о том, что брат уже лежал в воде, когда она вошла в ванную, не случилось бы всего этого ужаса, – мрачно сказала я.

– А мне вот что интересно, – перебил меня Куприн. – Почему ты упорно верила в то, что в доме Варламова живет то ли дрессировщик с медведем, то ли оборотень?

– Сто раз говорила: я видела, как мне показалось, человековолка, – хмыкнула я. – Но никто мне не верил. Я стала сомневаться, подумала: может, правда преступник носит маску? А во время твоего разговора с Иосифом услышала одну фразу, вскользь брошенную массажистом, и поняла: стопроцентно с ним кто-то живет, а костоправ почему-то это скрывает. Очень меня заинтересовало почему, вот я и полезла к нему во двор.

– Какую фразу? – удивился Куприн.

– Ты заговорил о домашних животных, – напомнила я. – Не верил моим словам и все же хотел посмотреть, как Варламов отреагирует на упоминание о медведе. Массажист не выдал никаких резких эмоций, вспомнил про железную дорогу и обронил: «Мы были так счастливы! Игрушка жива, мы до сих пор иногда в нее играем. То есть я хотел сказать, играли с папой». Я заметила, что в этот момент Иосиф занервничал, а ведь ничего в его фразе странного не было. Так нет же, у него вспотел лоб. Тогда я и сообразила: в доме есть еще кто-то, с кем он порой и предается детской забаве.