– Ну да, – кивнул Олег. – Потом им стало ясно, что ни таблетки, ни уколы сыну не помогут, медицина не способна вылечить его, а может лишь облегчить состояние. И они перестали покупать медикаменты, надеясь на чудо, ограничились простыми средствами, вот и отпала необходимость бегать на четыре работы. Жаль, но гипертрихоз не очень-то изучен.
– Что? – не поняла я.
Олег вздохнул.
– Гипертрихоз, чрезмерное оволосение. Помнишь, в советских школьных учебниках было две картинки, которые здорово забавляли всех детей: хвостатый мальчик и…
– Волосатый человек Евтихиев, – перебила я. – Впрочем, фамилию я могу перепутать.
Куприн кивнул.
– В особо сложных случаях несчастный весь покрывается волосами – лицо, руки, включая кисти и ладони, ступни ног. Растительность практически невозможно удалить, у больного очень быстро снова отрастают густые, похожие на шерсть волосы. Напасть лечат, в частности, гормонами. Несчастные люди, как правило, прячутся от всех, боятся показываться на глаза посторонним, и у них большие психологические проблемы. У Павла положение усугублялось еще болезнью крови, в ней почти не вырабатывались красные тельца. Несчастный страдает головокружениями, а от сильного волнения падает в обморок, иногда ему делается плохо у телевизора, если там демонстрируют нечто раздражающее больного. Но хорошо подобранные медикаменты справляются с проблемой. Представляешь, какое количество лекарств человек принимал с детства? И, естественно, все это не могло не отразиться на его характере и психическом состоянии. Паша умен, образован, прекрасно владеет английским, но у него навязчивый страх остаться одному, который усилился после смерти родителей. А еще у него постоянно кровоточат десны, поэтому ты решила, что оборотень кого-то искусал. Кстати, насчет «искусал». Чтобы избавить сына хоть от небольшого количества таблеток, Евгения Львовна давала ему живую кровь, покупала ее на бойнях. Еще людям с плохой выработкой красных телец полезно есть сырую печень. Учитывая букет болезней Павла, он давно должен был умереть, но он выжил, сначала благодаря трепетной заботе родителей, а потом Иосифа.
– Вот почему Варламов никуда надолго не уезжал, два-три дня – и мчался домой: боялся оставить Павла одного, – пробормотала я. – И понятно, по какой причине он не уехал из деревни, – там Павел мог по ночам гулять во дворе, не опасаясь чужих глаз.
– Старшие Варламовы были прекрасными людьми. Они любили книги, собрали обширную библиотеку. Отец научил сына английскому, тот стал прекрасным переводчиком, но работал дома. А потом Иосиф пристроил его в «Элефант», но заказы забирал и отдавал сам.
– Так вот кто был «клиентом» массажиста, чьи переводы так понравились Тамаре Роговой, завотделом научной литературы, – сообразила я. – Она очень хвалила его, сказала: «Автор – инвалид-спинальник, не выходит из дома. Йося его как агент представляет, у него есть нотариальная доверенность на подписание договоров». И ведь она мне даже назвала имя замечательного переводчика, но я его тут же забыла. Никто не запоминает столь незначительную информацию.