Спустя несколько мгновений изумленной тишины Пип налился кровью и стал похож на вареного рака. Как и пресловутое членистоногое, он не разговаривал, а свистел, будто выпускающий пар чайник.

Бруни с Персианой переглянулись и, подхватив Ваниллу под белы рученьки, потащили на второй этаж, в ее комнату.

– Присядьте, мастер! – между тем хлопотала над Пипом заботливая Виеленна. – Не надо так нервничать!

– Действительно, – усмехнулась Ровенна, – видно же, что девка времени зря не теряла!

Что ответил повар, Бруни не расслышала, потому что втащила невесту, по припухшим от поцелуев губам которой бродила блаженная улыбка, в комнату и, начав ее раздевать, деловито поинтересовалась:

– Ты ополоумела? Где ты была?

– Сама ты ополоумела, – мечтательно ответила подруга, – а я проводила свою первую брачную ночь!

– Ума лишилась! – всплеснула руками Персиана и грозно цыкнула на детей, чьи любопытные мордашки просунулись в приоткрывшуюся дверь. – А ну кыш отсюда! Ванилла, что ты плетешь?

– А все-таки он такой умный! – вздыхала та, прижимая руки к груди. – Такой качественный!

– Ты про Дрюню? – уточнила Матушка, подводя ее к корыту и заставляя залезть в него.

Персиана, коварно блестя глазами, подняла с пола давно заготовленное ведро холодной воды.

– Про него, – кивнула Ванилла. – Знаешь, что он удумал? Гуляли мы вчера под луной, а он вдруг и говорит: «Вот что я думаю, красава: а не провести ли нам нашу первую брачную ночь сегодня?» «Как, – говорю, – так? Свадьба же только завтра!» «А ты представь, мы целый день на ногах, церемония в храме, цветы, поздравления… Гости: «Горько! Долгие лета! Еще давай!» И понеслось! Выпить-закусить, закусить-выпить-выпить-выпить… А потом праздничный ужин и танцы до упаду! Как думаешь, что мы сделаем, добравшись наконец до кровати?» Я подумала – и мы завалились на какую-то конюшню!

– А чего на конюшню? – поинтересовалась сестра. – Чай, шутовская постель не хуже королевской постелена!

– Решили время не терять зря! – наставительно подняла палец Ванилла и… завизжала, как поросенок, от обрушившегося на нее потока ледяной воды.

– Так-то! – довольно потерла ладони Персиана, поставив ведро на пол. – Пришла в себя, любовью ушибленная, или повторить?

– Змея ты, а не сестра! – фыркнула Ванилла. Приняла от Бруни холстину и, обтираясь, уже деловито поинтересовалась: – Платья привезли?

– Еще вчера, – ответила Персиана. – В матушкину комнату поставили. Красивые! Вот бы она ахала!

Сестры не сдержали вздохов. Их мать, Аглая, скончалась несколько лет назад от грудной жабы. А Бруни, представив, как Пип введет дочь в храм, порадовалась тому, что он у них есть.

– Умойся, а потом пойдем завтракать! – Персиана бросила сестре нательную рубашку и свободное домашнее платье без шнуровки. – Когда придет эта твоя… как ее?

– Какое неуважение! – обиделась та. – Не «как ее», а госпожа Туссиана Сузон, Первая горничная ее светлости герцогини Агнуши Рю Филонель!

– А зачем она придет? – заволновалась Бруни.

– Делать мне прическу! – Ванилла покрутилась у зеркала, приподнимая влажные, спутанные пряди волос и пытаясь скрутить их в пучок. Походя вытащила пару соломинок. Плюнула на прическу и отправилась умываться подготовленным Персианой овсяным молоком.