Пауза повисла неловкая, напряженная, и стало слышно, как медленно капает вода из плохо закрученного крана, как в ванной громыхнула чем-то Ритка – видно, постирушку затеяла. Действительно, самое время гостю встать и уйти, еще раз вежливо извинившись за беспокойство. Только не мог он уйти. Сидел так, будто прирос к кухонному хлипкому табурету, смотрел ей в лицо не отрываясь. Она вдруг смутилась под этим пристальным взглядом, опустила глаза, переплела худые руки крестом под грудью.

– Почему вы на меня так смотрите? Любуетесь, как меня ваша жена разукрасила?

– Да уж. Анька это может. Она баба отчаянная. Вы на нее не сердитесь, каждый человек по-своему себя защищает. Кто в сторону прыгает, а кто напролом с кулаками чешет. Каждому свое.

– А я, выходит, в том виновата, что отпрыгнуть вовремя от вашей Аньки не успела?

– Да ни в чем вы не виноваты. Я ж не к тому. Я говорю, что в жизни всегда так и происходит – захочешь помочь, а потом извиняться приходится.

– Ну, извинились… Хорошо. Что еще?

– Еще? А я не знаю, что еще… Я бы еще чаю выпил, например.

Она подняла на него не столь возмущенные, сколько удивленные глаза, даже улыбнулась чуть уголками губ.

– А вы к тому же еще и нахал…

– Ага. Есть такое дело. Так напоите чаем гостя или нет?

– Конечно! – соскочил со своего стула Илька. – Конечно напоим! Что нам, чаю жалко, что ли? – и, сердито повернувшись к Лесе, проворчал тихо: – Чего ты стоишь в дверях, как привидение? Садись давай, чай будем пить! А может, ты картошку будешь? Я разогрею!

– Нет. Не хочу! – дернула она плечом, но с места таки сдвинулась и за стол села и даже попыталась пригладить косматые со сна волосы, запустив в них обе пятерни и запрокинув голову.

Андрей тут же отметил про себя, какие у нее шикарные волосы – тонкие, но густые, темно-русые от природы, живыми змейками прядок струящиеся по спине. И с лица она вроде ничего, если приглядеться. Там, за маской проплаканной бледности, напоминающей цветом сырую картофелину на срезе, проглядывает и другое лицо, нормальное, доброе, живое. А фингал… А что фингал? Через неделю сойдет, и следа не останется. А если заставить ее улыбнуться, то и вообще красавица выйдет.

– Не поняла… Что здесь происходит? Кто это, Лесь? – нарисовалась в дверях кухни Ритка с тюрбаном полотенца на голове.

– А… Это тот самый мужчина, из-за которого я в пострадавших оказалась! – торопливо представила его хозяйке Леся, будто заранее извинялась за его присутствие.

– Да-да… Точно, он! Теперь узнала! Он тогда приходил, телефон Илькин принес! – сощурила близорукие глаза на Андрея Ритка. – Ну? И чего пришел? Извиняться, поди, будешь?

– Да. Буду. И вы меня извините.

– Ой, да мне-то что… Мне, слава богу, не перепало. А вот бабе твоей я советую хорошего трепака задать, чтобы впредь впереди паровоза не бежала! Сначала выяснить все надо, а потом уж и по мордам бить! А так… Никто в подобной профилактике и не нуждается.

– Вы чай будете с нами пить? – весело перебил ее Андрей, кидая в кружку одноразовый пакетик и по-хозяйски беря в руку вскипевший чайник.

– Я? Вообще-то я здесь хозяйка… Меня угощать не надо.