Вера съела крохотный пирожок, и он оказался нежнейшим и невообразимо вкусным. Она почувствовала, что очень проголодалась, и попросила мужа положить ей и салат из крабов, и тарталетку с икрой, и еще парочку пирожков. Наплевать на фигуру!

Молодые закружились в вальсе под дивную музыку Доги.

Вера взяла мужа за руку и, не отрываясь, смотрела в зал, где кружились молодые, ее сын и его жена.

«Счастье, – подумала она. – Вот оно, счастье! Я попробую ее принять всем сердцем, полюбить, стать ей подругой. И отец у нее вполне милый, робкий и немного смешной. Но симпатичный уж точно».

Вера, расчувствовавшись, тихонько, украдкой, заплакала. И тут же почувствовала деликатное участливое прикосновение к ее руке. Мягко улыбаясь, Михаил Иссидорович легонько пожал ей руку.

Вера с благодарностью улыбнулась.

– Томка, – шепнула она подруге, – ну что ты, ей-богу? Поухаживай за мужиком, ты же это умеешь! Смотри, он совсем потерялся среди этого блеска и мишуры.

Тамарка удивилась Вериной просьбе, но отказываться не стала. Видно было, что идея ей даже понравилась.

Свадьба продолжалась, и кажется, все складывалось удачно, но по-прежнему хотелось одного: чтобы все это поскорее закончилось. Казалось, время застыло. Перед глазами мелькали лица, знакомые и незнакомые, и, несмотря на кондиционер, было нестерпимо душно, платье, конечно же, по-прежнему жало, ноги в вечерних туфлях отекли и отяжелели, лицо зудело от пота и расплывающейся косметики, голова разболелась от бесконечных тостов, всплесков смеха, разговоров и пожеланий.

Геннадий Павлович все это видел и очень тревожился за жену.

– Тебе нехорошо? – в очередной раз шепнул он ей.

Вера устало посмотрела на него.

– Поскорее бы домой, а, Генчик?

– Родная моя, что поделать? Это все просто надо пережить – и все! Да и вообще скоро конец. Видишь, уже убирают столы и готовятся к выносу торта. Веруша, любимая, потерпи, а? Ну сама подумай – уйти нельзя. Дети обидятся, да и гости не поймут. Впрочем, на гостей мне наплевать! А вот сын – это да. Ну нельзя нам сейчас, понимаешь? – Он умоляюще смотрел на жену.

Под бравурный марш вывезли торт – высоченный, многоэтажный, сахарно-белый, позолоченный, многоярусный, поблескивающий в свете зажженных хрустальных люстр. Молодые, обнявшись и держа двумя руками нож, под громкие аплодисменты и музыку его разрезали. Запахло кофе, и наконец распахнули двери и окна. В зал ворвался долгожданный свежий вечерний воздух, пахнувший лугом и рекой.

Вера громко вдохнула, и ей показалось, что голову стало чуть отпускать.

Подошли дети, неся в руках тарелку с разрезанным тортом, – маме и папе!

Вера заставила себя встать, улыбнуться и раскрыть объятия для невестки и сына.

Увидела их лица – бледные, усталые, возбужденные.

«Им тоже все далось нелегко», – устыдилась она.

Поискала глазами Тамарку. Ну ничего себе, а? Тамарка и Иссидорыч кружились на танцполе.

«Кому, как не тебе, моя хорошая, – подумала Вера. – И дай тебе бог!»

Сын предложил выйти на улицу.

– Да, да, сынок! – обрадовалась Вера. – Давай немного пройдемся! Мы скоро поедем, вы извините, ребятки! Дорога неблизкая, да и устали мы, если честно. – Вера виновато улыбнулась.