– Это… можно устроить.

Во время прогулки я немного охладилась, но последние пять минут воспламенили меня, и если раньше мне хотелось вернуться домой и снять корсет, то теперь я не была уверена, что смогу ждать так долго.

– Хорошо. – Он вынул руки из моей юбки. – А потом посмотрим, что я заставлю тебя сказать, mo nighean donn.

– Посмотрим, сможешь ли ты заставить меня сказать «Не останавливайся».

Не понадобись ей марки, она бы и не зашла на почту. Забросила бы стопку писем в свой ящик, откуда их забирает почтальон, или в другой, что на углу, когда пошла бы с детьми на пляж смотреть пеликанов.

Но марок не было, а помимо них накопилось еще много других мелких дел: заверить кое-что у нотариуса, сделать фотокопии, разобраться с налоговыми декларациями…

– Твою же эм! – пробормотала она, вылезая из машины, хотя справиться с беспокойством и подавленностью это не помогло. – Твою же чертову эм! – Вот несправедливость. Кому, как не матери маленьких детей, иногда нужно выругаться?

Может, вместо этого говорить «Святой Рузвельт!», как делает ее собственная мама? Это выражение попало в лексикон Джема, когда ему и четырех не было, а тот, в свою очередь, рассказал о нем Мэнди, так что малышей оно не покоробит.

В последний раз было легче. Ладно, не совсем. Что касается самого важного, было куда тяжелее. Просто эти… эти… эти банковские счета, договоры, аренды, недвижимость, письменные уведомления… они засасывают в трясину. Брианна раздраженно шлепнула себя по ноге пачкой запечатанных конвертов. Иногда ей хотелось бросить все это к чертям и, взяв Джема и Мэнди за руки, даже не пройти, а пробежать сквозь камни.

Всего этого имелось не очень много – поначалу. Да и было с кем оставить, конечно же. Сердце сжалось при мысли о том дне, когда Брианна забила крышку на деревянном ящике, хранившем скромную историю ее семьи: отцовское серебро, передаваемое из поколения в поколение, фотопортреты родителей мамы, папина коллекция первых изданий книг, медсестринский колпак времен Второй мировой войны от маминой формы из госпиталя имени королевы Александры – с едва уловимым запахом йода. Слова из записки Роджеру, которую она приложила к этому ящику, отдавались невероятной болью: «Однажды ты мне сказал… что каждому нужна история. Вот моя…»

В тот момент она была уверена, что больше никогда не увидит ни Роджера, ни тем более свое серебро.

Брианна толкнула дверь почтового отделения с такой силой, что та ударилась о стену, и все обернулись. Покраснев, она прикрыла дверь с преувеличенной осторожностью и едва слышно прошла через весь зал к ящику, стараясь не смотреть людям в глаза.

Она по одному просунула конверты в ящик, с мрачным удовлетворением избавляясь от утомительного груза. Готовиться к возвращению в прошлое, оставив все здесь – это одно, но если знаешь, что однажды, лет двадцать спустя, ты снова вернешься сюда (или вернутся твои дети) и все может понадобиться… Брианна шумно сглотнула. Что ж, это уже совсем другое, как говаривал ее отец. Нельзя бросить все на дядю Джо, он ведь…