– И все это добро можно варить и жарить, – встрял в разговор Кот. – А из яиц гоголя знатную яичницу можно приготовить. Я пробовал: пальчики оближешь.

Его интересы к флоре и фауне лежали исключительно в гастрономической плоскости.

– Ну да, – кивнул Жук.

С ночлегом нам подфартило. Я меньше всего ожидал встретить в таком медвежьем углу человеческое поселение, и тем не менее к вечеру мы вышли к так называемой охотничьей фактории.

Место для нее было выбрано удачно. Пара жилых построек стояла под небольшой сопкой, взобравшись на которую можно было видеть округу как на ладони. Рядом протекал ручей, решавший проблему с питьем. В плане радиации все было чисто. Обеззараживающих таблеток хватало надолго.

Я опустился на колени у ручья, набрал полную пригоршню студеной воды и умыл лицо. Наверное, правы сказочники. Бывает на свете вода мертвая и живая. Этот ручей мог взбодрить даже покойника.

Дверь в бревенчатую избу не была заперта, но сразу заходить мы не решились. Жизнь в Зоне приучила всех, что опасность может подстерегать везде. Не от дикого зверя, так от человека.

– Надеюсь, тут нет растяжек, – сказал Жрец. – А то некоторые ими балуются.

– Вроде все чисто, – ответил Чугунок, осмотревшись. – Тут правильные охотники жили. Наверное, наш брат мутант.

Это было логично. Охотиться за зверьем могли разве что изгои. Им отравленная ка-излучением звериная плоть не причиняла вреда. Впрочем, зимовку могли построить и промышлявшие в этих краях сбором цацек вольные бродяги. Они порой были вынуждены уходить на большие расстояния. Такие домики, известные узкому кругу посвященных, облегчали суровое существование в атрийской тайге.

Мы подошли к бревенчатой избе, ее крыша была покрыта толем.

Чугунок убрал колышек, подпиравший дверь, навешенную на крепкую еловую палку (о металлических петлях речи даже не шло), осторожно распахнул, посветил фонариком по углам и, убедившись, что дом пуст, шагнул через порог, едва не ударившись головой о притолоку. Единственная комнатушка оказалась тесноватой для нашего отряда. Изначально она предназначалась для двух-трех обитателей, но, там, где есть место для одного, найдется приют и остальным.

Избушка была относительно «молодой», срубили ее года два назад, не больше. Внутри, в центре короба, сделанного из толстых плах, на фундаменте из песка и камней стояла железная печь-мансейка (ее смастерили из канистры, приделав над дверцей дымоход) с запасом сухих дров, аккуратно сложенных на тесаном полу. Дровяник побольше прислонился к глухой стене. Для этого пришлось свалить здоровую ель, притащить сюда, распилить на чурки, а потом расколоть.

Хозяева зимовья продумали все: добротный стол, нары для отдыха. На полке нашлась старинная, наверное, еще дореволюционная керосиновая лампа, заправленная доверху. Те, кто бывал здесь до нас, позаботились даже о досочках для разделки рыбы, не говоря о запасах соли, спичек, рисовой крупы, инструментах вроде пилы и топора, рыболовецких снастей.

Пахло деревом и смолой. В печке весело пылал огонь. Сухие поленья быстро отдавали тепло. Избушка прогревалась.