— Я сражен вашими познаниями в истории, мой ангел! — удивленно заметил Галицкий, целуя протянутую наконец Анной руку.

— Это вовсе и не мои познания, — призналась она. — У нас, петербургских девиц, есть свой просветитель.

— Не стану и допытываться, кто сия таинственная персона. Лучше скажите, желаете ехать кататься или нет?

— Желаем! — воскликнула Лиза. — Но нам нужно время на сборы.

— Понятное дело, — сразу поскучнел Роман. — Тогда, с вашего позволения, пойду с князем поздороваюсь. Часика через два, как соберетесь, позовите!

— Поздороваться можете, а вот в шахматы с ним садиться не советую, — сказала Лиза. — Все равно сыграть не успеете, потому как соберемся мы быстро, за десять минут. Лучше нас в санках обождите.

— В санках? Ни за что! Я хоть и верю молодым девицам, но чувство времени у них совсем другое, нежели у точных часовых механизмов. Чему равняются их десять минут, никому из мужчин не ведомо… Как говорится, мороз невелик, а стоять не велит. Эдак отморозишь все, что есть… Собирайтесь, а я, пожалуй, на кухню загляну, да у Гектора рюмашку водочки спрошу. Тогда и ждать будет не в пример веселее…

Галицкий ушел, а Аннушка обратила к подруге недовольное лицо:

— Ты что, Лизок, десять минут взяла? Да за это время я и шляпку не завяжу.

— Я тебе помогу, — сказала Лиза. — И соберемся мы не за десять минут, а за пять, чтобы утереть нос этому противнику эмансипации. Или тебе не чудится в его речах некая насмешка над несовершенной женской природой?

— Чудится, как не чудиться! Только маменька говорит, все мужчины в своих оценках одинаковы, так что умные женщины на их измышления внимания не обращают, но не упускают случая поводить за нос всезнаек в брюках и умеют тихой сапой, если надо, настоять на своем…

— Маменька у тебя женщина выдающаяся, — согласилась Лиза.

— Она-то выдающаяся, да я супротив нее… — тяжело вздохнула Аня. — Видела, как я долго в отчуждении продержалась? На своем настоять не могу, отходчива и незатейлива. Такие, наверное, мужчинам быстро наскучивают.

— Ничего, может, сила твоя именно в слабости, — сказала Лиза, но Аннушка ее не очень поняла. Как может быть силен слабый?

Обе подружки были красавицами.

Аннушка — смуглолицая, с большими черными глазами, по-южному горячими, с темно-каштановыми густыми кудрями, которые живописно выбивались из ее прически, несмотря на все усилия горничной.

Волосы Лизы, светло-русые, тоже вились, но укладке не противились, а серо-зеленые глаза, в зависимости от освещения меняющие свой оттенок до чисто-зеленого, глядели подчас излишне серьезно. Или, по утверждению некоторых молодых людей, холодно. Но в целом ее лицо, с бело-розовой кожей, сияющими глазами, прямым точеным носиком и чуть припухлыми алыми губками, точно магнитом притягивало мужские взоры.

Словом, обе подруги, каждая своим обликом оттеняющая красоту другой, радовали глаз стороннего наблюдателя молодостью и свежестью.

Лиза все-таки на своем настояла, и меньше чем через десять минут обе девушки, закутанные в меха, выпорхнули на крыльцо. Граф Галицкий, сидя на облучке санок, лишь развел руками в притворном изумлении. Вороной конь, в санки запряженный, нетерпеливо перебирал стройными ногами.