– Ты погоди, Лев Иванович, чуток погоди обсуждать, – сказала хозяйка, которая как раз в эту минуту вошла в комнату, неся дымящуюся кастрюлю. – Давай сперва я борщ разолью. У меня и первач есть, но я предлагать не буду, раз у вас такое важное дело ночью предстоит.

– Спасибо, Настасья Филипповна, – поблагодарил Лев, садясь за стол. – Только оно теперь неизвестно, будет ночью дело или не будет.

– А что такое? – поинтересовалась хозяйка.

– Да не было этих наших закадычных друзей, не приезжали они, – объяснил он. – Целый день напрасно прождал.

– Ну, ты, может, и напрасно, а Зинаида Клюкина вовсе не напрасно, – усмехнулась Настасья Филипповна. – Вот, три половника хватит? И мяса, мяса побольше…

– Хватит мне, хватит! – воскликнул Гуров. – Но вы погодите, объясните, что значит – Зинаида не напрасно прождала?

– А то и значит, что все высмотрела, все разглядела. А я пошла и все разведданные собрала!

– Нет, все равно непонятно. Давайте все по порядку.

– Не беспокойся, все тебе расскажу, но только после еды, – заявила Настасья Филипповна. – За едой я никогда о важных делах не разговариваю и тебе не советую.

Как сыщик ни просил, хозяйка не уступила – ни одного слова не удалось из нее вытянуть. Только когда обед был окончен и посуда со стола убрана, она приступила к рассказу:

– Я с утра, сразу как с тобой покалякала, отправилась к своим подругам. Сперва Наталью посетила, потом Ленку, а там и до Зинки добралась. Она ведь дальше всех живет, у самого выезда на Кузнецк…

– На Кузнецк! – воскликнул Гуров. – Так вот, значит, откуда…

– Ты погоди, ты меня не перебивай! – остановила его Настасья Филипповна. – Я до смерти не люблю, когда перебивают. Значит, всех посетила, всем твою историю рассказала. Бабы очень заинтересовались. Как я и думала, все сразу согласились участвовать; Ленка ради такого дела даже поездку отложила – она собиралась в Пензу ехать, к врачу, но отложила. Все заняли свои наблюдательные посты и принялись наблюдать. А я была вроде связного, но и на разведке тоже – между ними непрерывно ходила, новости узнавала.

До обеда ничего не было, и мои бабы даже начали терпение терять. Но сразу после обеда, около двух часов, пришла я в очередной раз к Зинаиде, а она мне и говорит: «Только что твои проехали!» Я ее спрашиваю: «Какие это мои?» А она мне: «Как какие? Бандиты эти! На машине такой черной, размером с дом. Полчаса назад проехали, куда-то в центр». Я спрашиваю: «А людей-то в машине много?» А она говорит: «Людей не было никакой возможности разглядеть – стекла все черные, как сажей замазаны. Но номер – номер точно не наш, не пензенский».

Ну, я тут же развернулась и побежала к магазину. Церкви-то у нас в деревне нет, так что автобусы у магазина останавливаются, ну и машины тоже. Гляжу – и правда, стоит чужая машина, вся черная, и стекла черные, так что людей разглядеть нельзя. Только мне их разглядывать не потребовалось: они все вылезли и возле машины стояли. Постояли, посовещались, а потом разошлись в разные стороны. И каждый, как я заметила, у встреченных наших деревенских что-то спрашивал. Что они спрашивали, я не слышала, но это ничего: я потом к людям подошла и все узнала. Оказалось, они спрашивали, где тут можно остановиться, кто на дом пускает. Ну, люди и говорили, кто что знает. Например, на мой дом указали: дескать, вот Настасья пускает приезжих, и сейчас у нее человек из Москвы гостит. В деревне ведь ничего не скроешь, все всё знают…