Беспокоило только одно обстоятельство - практически две трети население обширного края проживает только вдоль «мурманки», линии железной дороги, проложенной четыре года тому назад. Едва наберется сто тысяч человек, с учетом всех эвакуированных и военных – ничтожная величина для обороны столь обширной области. В бескрайней тундре полуострова кочуют с большими стадами оленей еще несколько тысяч лопарей, которых именуют саамами. Их подсчитать неимоверно трудная задача, однако численность туземцев исключительно маленькая.
Генерал подошел к большому окну, на стекле не имелось обычных для Архангельска морозных узоров. Здесь было значительно теплее, моряки объясняли влиянием морского течения Гольфстрима, в результате которого гавань не замерзала круглый год. На станции дымили трубами паровозы, тронулся в путь на Сороку воинский эшелон, теплушки и платформы с танками. Именно этот будущий город, самый южный в крае, должен стать основной преградой на пути большевиков. Сюда было решено стянуть все имеющиеся резервы. Чтобы в случае необходимости поддержать сильные арьергарды у станции Сегежа, что прикрывала линию железной дороги от занятого красными Петрозаводска, и Сумского посада, расположенного на запад от Онеги (которую неизбежно займут большевики), на весьма приличном расстоянии, в добрую сотню верст.
Впрочем, второе направление будущего красного наступления представлялось практически нереальным делом – глухая тайга, нет дорог, тропки через топкие болота и речки, до железной дороги на Архангельск неимоверно далеко, а переброска войск в город Онегу морем исключена полностью. Во-первых, кораблей у большевиков нет, все взорваны или затоплены на Двине. Во-вторых; на баркасах и рыбацких дощаниках много людей и припасов не навозишь, хлопотно такое занятие, к тому же ледоколы и боевые катера белых, которые будут базироваться на Соловецких островах, просто не дадут красным прорваться в Онежскую губу.
Южное направление вызывало куда большую озабоченность. Потому отходящие от Медвежьей Горы войска генерал-майора Скобельцына полностью разрушали «мурманку». Рельсы снимались и грузились на платформы, насыпи подрывались взрывчаткой и снарядами, благо англичане завезли их порядком, непрерывно воевать еще на пару лет хватит. Шпалы выворачивали, где только удавалось, телеграфные столбы спиливали подчистую, провода сматывали и увозили. Мосты, станционные здания и водокачки на всем перегоне до Сегежи уничтожались минерами без всякой жалости – безмерный труд тысяч рабочих в одночасье превратился в прах, как всегда и происходит в лихолетье войны.
Однако богатое русское и карельское население по приказу Миллера не трогали, в том был главный расчет. Именно оно, еще не познавшее большевизма, станет его первейшей жертвой, теперь близко познакомившись с продразверстками и «комбедами». Следовательно, в самом скором времени ныне «справные» мужики, которых красные презрительно сейчас называют «кулачьем», начнут целыми селениями удирать на север, а мест, где их расселить, вполне хватит на безлюдных просторах, где на одну квадратную версту приходится по человеку. Вообще, на этом делался основной вариант развития событий, благо примеров массовых народных восстаний против политики большевиков на Русском Севере имелось предостаточно.