А есенинские похороны были грандиозными. Так еще не хоронили ни одного русского поэта. Чья была идея? Кто распорядился? Победители или еще цеплявшиеся за остатки власти побежденные? Кто именно из них? Может, когда-нибудь мы получим ответ и на этот вопрос.
К Дому печати прибыл военный оркестр, организованный известным оппозиционером, соратником Фрунзе М. Лашевичем. Тело еще не было предано земле, а уже устраивалось театральное представление возле гроба с участием маленькой Танечки, читающей стихи погибшего отца и «Мороз и солнце…» Пушкина (Мейерхольд постарался!). Гроб трижды обнесли вокруг памятника Пушкину.
«Мы знали, что делали – это был достойный преемник пушкинской славы», – горделиво вещал через тридцать лет Юрий Либединский.
Трезво и безжалостно смотрел на все происходящее в те дни Евгений Сокол:
«…Гроб Есенина несли и похоронами руководили „ближайшие друзья“ поэта. Так было написано в газетах… И это звучало дико для тех, кто близко знал Есенина и его друзей».
Как писал Ивану Вольнову Иван Касаткин – «тут скрещиваются некие шпаги». Они скрестились сразу же после извещения о трагедии в «Англетере». Началась самая настоящая война некрологов. Устинов, Лавренев, Финк, Эренбург, Каверин и множество всякой шантрапы – все они даже в самых лучших словах не столько поминали поэта, сколько отстаивали свое видение происшедшего. Помои на поминальных вечерах и на страницах газет выплескивались не ведрами – корытами.
Настоящие слова в эти предновогодние траурные дни нашел Леонид Леонов.
«У нас любят писать некрологи, пишут их всласть, умело и смачно, с видом нравственного превосходства, не щадя чернильных сил своих. О мертвых можно… А Сергей Есенин мертв: он уже больше не придет и не пошумит, Есенин…
Так живы еще в памяти последние встречи!
Еще нет в сердце примиренья с вестью о гибели твоей, Сережа.
И еще: трудно говорить теперь хорошие слова. Слов хороших, нежных, искренних, любовных слов теперь стыдятся и чураются.
Для смягчения прекрасной их человечности – их произносят лишь с усмешкой извинения.
Их подменяют вывертами хитрого и недоброго ума. Их изгоняют из обихода, в них не верят…
Крупнейший из поэтов современья…
Его песни поют везде – от благонадежных наших гостиных до воровской тюрьмы. Потому что имел он в себе песенное дарование, великую песенную силу в себе носил…»
Поэта провожали толпы людей. Под плач и крики «Прощай, Сережа» гроб опустили в могилу. На насыпном холме воздвигли простой деревянный крест.
Жизнь была кончена. Впереди ждало бессмертие.
Так говорят о классиках. Только Есенин и здесь выбился из «классической обоймы»…
Впереди была жестокая схватка за его имя между сдававшим свои позиции Воронским и обнаглевшими молодыми рапповцами. Впереди были выпущенное и пошедшее гулять по стране мерзкое словечко «есенинщина» и борьба с молодежью, зачитывающейся его стихами.
Впереди была полемика по поводу волны самоубийств среди молодых людей. Нужно было найти козла отпущения, на которого можно было бы все свалить – молодежь не может разочароваться в новой жизни. Нашли.