– Это зависит от того, что вы нам расскажете, – отвечает он.
– Энджи, – мягко говорю я, – я знаю, вам трудно доверять людям. Это нелегко и для меня. Это одна из проблем, с которыми сталкиваются женщины вроде нас. Но сейчас вы должны внимательно выслушать меня. Потому что я не хочу, чтобы вы попали в тюрьму. Вы меня понимаете? Я единственный друг, который у вас когда-либо был.
Ее взгляд не утрачивает настороженности и бдительности, но теперь к нему примешивается замешательство. Она явно колеблется.
– Сделайте глубокий вдох, Энджи. Сделайте глубокий вдох и облегчите душу.
Энджи Питре медленно опускается на софу.
– Чья это была идея? – спрашиваю я. – Кто первым сказал: «Мы не можем просто сидеть сложа руки и скулить по этому поводу. Мы должны сделать что-нибудь»?
Глаза ее перебегают с одного предмета на другой, как у законченного наркомана. Потом она говорит:
– Понимаете, сейчас трудно сказать, кто был первым. Потому что все начиналось не совсем так.
Сердце болезненно стучит у меня в груди. Я сдерживаю себя, чтобы не посмотреть на Шона.
– Это был доктор Малик?
Она сутулится и обнимает себя за плечи, подобно расстроенному и мрачному ребенку.
– Вроде того. Я имею в виду, что он всегда рассуждал о том, что мужчины, которые так поступают, никогда не останавливаются. Понимаете? Что на них не действуют никакие методы лечения, кроме кастрации. Он говорил, что помешать им и дальше делать это может только смерть или пожизненное заключение.
– Говоря слово «это», вы имеете в виду надругательство над детьми?
– Да. Доктор Малик считал, что и для жертв насилия прежние методы тоже оказываются бесполезными. Они не заставляют чувствовать себя лучше. Когда вы вновь возвращаетесь в мир, он не может помешать вам делать плохие вещи, и это происходит из-за того, что произошло с вами, когда вы были ребенком. Понимаете? Вы спите с кем попало, принимаете наркотики, режете себе вены… что угодно. Он называл это притупляющим поведением.
Я киваю в знак того, что понимаю.
– Я превратилась в алкоголика, еще будучи подростком.
– Вот-вот, в самую точку. Именно поэтому доктор Малик и создал «группу X». Чтобы попробовать что-нибудь новое. Он говорил, что это похоже на исследование нового мира. Темного мира внутри нас.
– Сколько женщин было в этой группе?
Эванджелина качает головой, и в ее глазах опять появляется настороженный блеск загнанного зверя.
– И все члены «группы X» страдали подавленными воспоминаниями?
– Правильно. Наши жизни были искалечены, и мы не понимали, почему это произошло. Я попала в группу только потому, что посещала эту леди-врача в Центре психического здоровья и она направила меня к нему. У меня не было денег, вообще ничего не было.
– Понимаю. Итак, «группа X»…
– Да. Необычным было то, что доктор Малик восстанавливал утраченные и отодвинутые воспоминания прямо в комнате, в которой находились все мы. И это было круто, скажу я вам. Если мы не переживали заново того, что случилось с нами, то слушали, как кто-нибудь другой переживает то, что случилось с ним. И оттого, как доктор Малик проводил такие сеансы, слушать эти рассказы было невозможно. Если вы были его пациентом, он заставлял вас ощущать себя ребенком, каким вы были тогда, когда это случилось с вами. Вы разговариваете тоненьким голоском, как маленькая девочка, и все такое прочее. Это страшно. Я имею в виду, некоторые вещи, которые я слышала, были действительно ужасными. Кое-кто просто не мог этого вынести. Пару раз люди мочились прямо в креслах. Я серьезно. Думаю, из-за этого все и началось.