И я легко указал на свою жену, которая в тот момент учтиво любезничала со своим партнером по первой кадрили.

Моя молодая собеседница взглянула, и ее чистые глаза потемнели от зависти.

«Ах, нет, нет! Но если бы я носила такие же кружева, сатин и жемчуга и имела бы столько же бриллиантов, то, вероятно, смогла бы ее даже превзойти!»

Я горько вздохнул. Яд уже проник в душу этого ребенка. Я заговорил резко:

«Молитесь о том, чтобы не стать как она, – сказал я с мрачной строгостью, не обращая внимания на ее удивленный взгляд. – Вы молоды, вы еще не могли утратить веры. Что ж, когда сегодня вы придете домой и встанете на колени перед постелью, освещенной крестом над ней и благословением вашей матери, то помолитесь всеми силами души, чтобы никогда не стать похожей даже в малейшей степени на прекрасную женщину вон там! Так, возможно, вам удастся избежать ее судьбы».

Я замолчал, поскольку глаза девушки наполнились чрезвычайным удивлением и страхом. Я взглянул на нее и рассмеялся резко и грубо.

«Забыл, – сказал я, – эта леди – моя жена, мне стоило подумать об этом! Я говорил о другой женщине, которую вы не знаете. Простите меня! Когда я раздражен, моя память играет со мной злые шутки. Не обращайте внимания на мои глупые замечания. Наслаждайтесь, мое дитя, но не доверяйте всем прелестным речам принца де Маджано. До свиданья!»

И, вымученно улыбнувшись, я оставил ее и смешался с толпой гостей, приветствуя одного здесь, другого там, легкомысленно шутя, раздавая ничего не значившие комплименты женщинам, которые их ждали, и стремясь отвлечь мысли с помощью пустого смеха и глупых разговоров в обществе сверкающих бабочек, я отчаянно считал утомительные минуты, задаваясь вопросом, дождусь ли я наконец заветного назначенного часа. Когда я прокладывал путь через блестящую толпу, поэт Лучиано Салустри приветствовал меня с серьезной улыбкой.

«У меня не было еще возможности поздравить вас, граф, – сказал он своим обычным сладкозвучным голосом, который был подобен импровизированной музыке, – но уверяю, что я рад за вас всем сердцем. Даже в самых удивительных снах не мог я представить более прекрасную героиню жизненного романа, чем леди, которая нынче стала графиней Олива».

Я молча кивнул в знак благодарности.

«У меня странный характер, я полагаю, – продолжил он. – Сегодня вся эта восхитительная сцена красоты и роскоши приносит печаль в мое сердце, и я не знаю отчего. Все кажется чересчур блестящим и ослепительным. Я бы лучше поскорее отправился домой и спел бы в вашу честь прощальную песнь».

Я рассмеялся саркастически.

«Почему бы и впрямь не сделать этого? – сказал я. – Вы – не первый человек, кто на свадьбе впадает в подобную изощренную и несообразную задумчивость о похоронах!»

Печальный взгляд выразили блестящие глаза поэта.

«Я подумывал раз или два, – заметил он тихим голосом, – об этом несчастном молодом человеке Феррари. Как жаль, не правда ли, что между вами произошла эта ссора?»

«В самом деле, очень жаль!» – отвечал я грубо. Затем, взяв его за руку, я развернул его так, чтобы он увидел мою жену, стоявшую неподалеку. «Но взгляните на этого ангела, на котором я женился! Не достойная ли это причина для смертельного спора? Фи на вас, Лучиано! Зачем вспоминать о Феррари? Он не первый мужчина, убитый по вине женщины, и не он будет последним!»