На месте Лазаревского кладбища — старейшего в Москве, учрежденного еще в 1758 году близ обширной Марьиной рощи, — тоже построили станцию. Названа эта местность была то ли в честь красавицы-боярыни, владелицы здешних земель, невестки боярина Федора Кошки; то ли по имени атаманши Марьи, которая командовала разбойниками (до XVIII века Марьина роща была частью большого леса, забредать в который было опасно). В XVII веке здесь же, по соседству, на немецком кладбище были погребены многие соратники Петра Первого, среди них пастор Глюк — замечательный педагог, учитель будущей царицы Екатерины Первой.

При Елизавете Петровне в 1758 году здесь, рядом со старым немецким кладбищем, был устроен амбар-морг. Сюда свозили тела людей, умерших насильственной смертью. Потом кладбище расширили и назвали Лазаревским. В 1770 году Москву охватила чума, и трупы жертв эпидемии свозили именно сюда. Умерших было так много, что всех кладбище не вмещало.

После революции Лазаревское стало действительно «нехорошим местом»: его облюбовали воры и убийцы, устраивали в склепах притоны и склады краденого. Милиция туда являлась редко: это было действительно опасно.

Закрыли старейшее кладбище столицы в начале тридцатых годов, а в 1938-м на его месте открыли парк, где советские подростки, по воспоминаниям очевидцев, играли в футбол человеческими черепами. Сначала парк назвали в честь Дзержинского, затем «Фестивальным», и еще лет тридцать-сорок назад среди деревьев попадались старинные надгробные плиты с полустертыми надписями.

Теперь на месте кладбища выстроено метро — «Марьина Роща».

В 1771 году Сенат запретил хоронить москвичей, умерших от чумы, на всех московских погостах. За пределами города (за Камер-Коллежским валом) в том же году открылись новые кладбища: Армянское, Даниловское, Дорогомиловское, Калитниковское, Миусское, Пятницкое, Семеновское и старообрядческие — Преображенское и Рогожское, а позднее Еврейское, Мусульманское и др. Умерших от неутихающей эпидемии чумы стали свозить сюда. Впрочем, у их служителей было много работы и в 1830-м году при эпидемии холеры.

Альбер Камю:

«…микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает… он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья… он терпеливо ждет своего часа в спальне, в подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах… Возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города».

Метро «Кутузовская» и «Парк Победы» тоже расположены у снесенных кладбищ — Дорогомиловского и Филевского. Оба погоста уничтожены в 1956–1958 годах при строительстве метро: тут должен был пройти тоннель от «Кутузовской» до станции «Фили». Через год проект перепланировали, пути прошли чуть ближе к берегу Москвы-реки, но кладбища уже были разрушены. Формально родственникам разрешили перезахоронить останки близких, но дали очень мало времени — всего год, и в итоге люди успели перенести только шестую часть всех могил. В 1970-е годы во время строительства Госхрана здесь рыли котлованы, выбрасывая на поверхность останки вместе с гробами. Затем все вывезли в Братеево на свалку. Кладбища были очень старыми, и могилы ушли глубоко — на 3–5 метров под землей. Сверху был толстый слой промышленного грунта — асфальта, бетона и щебня. По воспоминаниям очевидцев этого варварства, могилы здесь были самые разные: у самой реки — простые сосновые гробы, могилы рожениц с погибшими младенцами (детские гробики часто заполнялись букетами полевых цветов). Богатая часть кладбища находилась выше, попадались гробы, выдолбленные из цельных стволов деревьев, на резных ножках и с медными ручками. На одном покойнике-военном сохранилась серая шинель с красным шелковым подбоем и высокие сапоги выше колена. Еще выше от берега реки экскаватор взрывал массовые захоронения героев Бородинской битвы — солдат, умерших от ран. В общем карьере вперемешку с лошадиными скелетами лежали погибшие французы. Экскаваторы взрывали целые столетия русской истории, а потом засыпали щебенкой и ровняли с землей.