Арам, в отличие от Евы, не был так благороден и не особо обрадовался, узнав, что у ее отца жизнь сложилась куда лучше, чем можно было предположить. Однако про себя признал, что за переоценку ценностей и новую жизнь тот дорого заплатил — первой дочкой. После того, что тот сделал, никаких отношений у него с Евой быть не может, хоть триста раз брось пить и целыми днями бейся головой об стену. Ребенок — непомерная цена, которую младший Барсегян не согласился бы отдать ни за какие коврижки.

А еще Арам был готов тысячу раз благодарить бабушку Снежану за то, что была так добра к его Еве. А самого до сих пор ела совесть, ведь так строго обращался с любимой женщиной. Теперь ее хотелось холить, лелеять, баловать. Кто бы только позволил.

Стратегия мамы помогла наладить контакт с Евой, они больше не ругались при каждой встрече, вполне мирно беседовали. Любимая часто угощала его чем-то вкусным, привечала в доме, давала видеться с дочкой. Но и только.

Ни одного раза не проявила инициативу, не обняла, не поцеловала! А ему хотелось…

Бывало, Ева смотрела на него так, что, казалось, вот-вот на шею бросится. И все. Одними взглядами дело и ограничивалось. Вот уже две недели ни тебе страстного соития, ни даже объятия, самого быстрого поцелуя.

Араму уже хотелось лезть на стену от обилия неудовлетворенных желаний. Он скучал по ней, он без нее уже практически задыхался. Каждую ночь просыпался в четыре или пять утра как по команде, мучимый ярчайшими сексуальными фантазиями. Чувствовал себя при этом как черт на адовой сковороде. И что ему со всем этим делать? Скоро сойдет с ума, и толку с него будет ноль.

Он сделал для Евы все, что только мог: помог с «Сахарной», обеспечил таким количеством заказов, что ей пришлось нанять вторую помощницу. Каждый раз, приходя к ней в дом, дарил цветы. Был вежлив. Не сделал ни одного пошлого предложения. Как мог поддерживал, показывал, что максимально открыт к продолжению отношений.

Хоть один поцелуй он за все это заслужил? Хоть один луч надежды, что Ева когда-нибудь сменит гнев на милость? Или же единственная надежда, которая ему светит с этой женщиной, — дочка Наденька?

— Красивая девка… — вдруг услышал у себя над ухом.

Арам повернулся вправо и увидел рядом с собой Попугая с зеленой челкой.

— Вы про кого? — аккуратно спросил.

— Ну та, в голубом платье. — Антоний Гай кивнул в сторону стола, где Ева с помощницей колдовали над блюдом.

Арам мгновенно напрягся, но почти сразу расслабился, услышав продолжение.

— Я вообще-то предпочитаю блондинок… — начал распинаться перед ним Попугай.

Хоть обе девушки одеты одинаково — в голубые наряды, Ева-то явно не блондинка, ее кудри насыщенного шоколадного цвета. Значит, Попугай говорил о ее помощнице. Дальше в речь блогера Арам не особенно вслушивался, терпеть не мог бахвальства по поводу чужих постельных подвигов. Особенно из уст женатого мужчины, а Гай был женат, насколько он знал. Хотя… разве это мужчина? Пернатый выхухоль.

И тут Арам услышал от Антония Гая то, чего никак не ожидал:

— Я бы эту брюнеточку отжарил по полной…