Плейт-кэррир на деле стоил почти вдвое дешевле…

С обновками они возвращались к машине, стараясь не показывать своей радости и не хвастаться друг перед другом, потому что хвастовство ненавистно Аллаху. Для многих это были первые покупки в их жизни.

И вдруг…

– Насиб! – крикнул кто-то.

Насиб, невысокий крепыш – бежал к ним какой-то странной, переваливающейся походкой, держась за живот. Не добежав до машин, он сделал шатающийся шаг, потом еще один, потом опустил руки – и вниз хлынули кишки. Потом он упал.

– О, Аллах, Насиб!

Они подбежали к нему… он был уже мертв. Кто-то выпустил ему кишки в базарной толчее острым как бритва пчаком.

Показав тем самым, как местные жители на самом деле относятся к тем, кто желает загнать их в совершенство таухида.

– Убить их всех! – крикнул кто-то.

И… Сулейман сам не понимал, как так вышло, но и он перещелкнул автомат на автоматический огонь и открыл огонь по разбегающимся в панике людям…

На джихаде не существует такого понятия, как ротация. Но получилось так, что амир Ильяс, чье слово было весомым в этой долине и в этом мире в целом, решил сильно расширить лагерь, и потому ему потребовались инструкторы с боевым опытом. Так Сулейман и те, кто уцелел, отправились обратно, готовить пополнение.

Хотя, если по-честному, их просто убрали с глаз долой после бойни на базаре.

Обратный путь был более комфортен, чем тот, которым они шли на джихад – на сей раз у них было два больших китайских самосвала с высокими бортами. В них они погрузили трофеи, на которые имели право, – получилось более чем достаточно, даже с верхом. Ни один из них не продал свои трофеи на базаре, как делали это другие моджахеды. Они помнили, как плохо было с оружием в лагере – и трофеи были очень кстати. Особенно пулеметы.

Ехали только по ночам. Все оружие прятали как брезент и сами были одеты как феллахи, крестьяне. Несмотря на то что все больше и моджахедов устремлялось на запах джанната[176] в надежде получить одну из двух наград – победу или шахаду, победой пока и не пахло. Вначале казалось, что кяфиров не так много, и те, кто встал на их сторону, не так уж крепки духом, и они побегут, увидев стойкость духа моджахедов, но получалось все наоборот. Сколько бы они не жгли, сколько бы ни убивали, сколько бы ни насиловали, сломить сопротивление не удавалось, оно становилось все более и более ожесточенным. Все больше местных залимов брались за оружие, дороги становились все более опасными, стреляли на дорогах, стреляли в городах, стреляли везде и всюду, безопасных мест не было совсем. Все больше становилось беспилотников, все больше становилось призраков – советников, кяфиров, они носили какой-то камуфляж, который менял цвет, как хамелеон, и делали все более и более дерзкие акции. Не так давно перебили целый исламский батальон, а местные залимы вместе с попом взяли оружие и ушли в горы. И от того, что они сожгли деревню и увели весь скот, ничего не изменилось. Кяфиры сбрасывали тем, кто уходил в горы, оружие, продовольствие, боеприпасы на управляемых платформах с большой высоты. И у них всего было достаточно, моджахеды сами искали эти платформы, чтобы пополнить свои запасы.