Беспристрастным и ревностным судьёй в этих "поединках" неизменно становился сам командир - ему принадлежало безусловное право называть победителя и побеждённого.
- Егор Степанович, бросаю вам перчатку и вынимаю шпагу защищайтесь, - изрёк Чижевский, не глядя на Непрядова.
- Вызов принят, - без промедления и спокойно отозвался Егор.
Чижевский немного выждал, как бы принимая стойку заправского дуэлянта, и молниеносным клинком бросил вопрос:
- Когда, где, сколько впервые подорвалось вражеских кораблей на выставленных у наших берегов минах?
Непрядов также немного помедлил и легко парировал удар.
- Крымская война, июнь 1855 года, четыре английских корабля на подходе к Кронштадту.
- Этим его не сразишь, - заметил командир. - У них в нахимовском историю преподавали весьма серьёзно.
- Тогда конкретизируем, - не сдавался Чижевский. - Как звали командующего эскадрой вторжения?
Непрядов призадумался.
- И ещё номер штиблет высокочтимого адмирала, - не стерпев, дополнил штурман, - а заодно - размер бюстгалтера его жены.
Под общий хохот Непрядов почесал затылок, изобразив на лице полное недоумение. Он действительно забыл, как звали командующего английской эскадрой, кораблям которой так и не суждено было бросить якорь на Неве.
Чижевский торжествовал победу.
31
В любом походе нет слаще мгновения, когда рулевой берёт курс к родным берегам. Распоров перископом чёрный атлас воды, лодка всплывает, и с этой минуты всем становится ясно, что начался обратный отсчёт времени, когда расстояние до берега неудержимо приводится к нулю.
Егор поднялся на мостик. Он поудобнее уселся на деревянной доске, заняв командирское место по правому борту, и подивился полному безмолвию, в котором пребывал океан. Даже волна не всплескивала у форштевня. Корабль шёл на удивительно ровном киле, ничуть не поводя бортами. Лишь дизеля с хрипотцой пели в два голоса, нарушая устоявшуюся густую тишину, да курильщики негромко переговаривались в пещерной глубине ограждения рубки. Кровавыми глазками летучих мышей вспыхивали огоньки сигарет.
Север-батюшка впервые показался Непрядову настолько близким, словно он родом из этих мест. Всё здесь было своим, по-домашнему знакомым и милым. Полярная звезда над самой головой и Большая медведица на дистанции вытянутой руки - хоть лапу ей пожми от полноты чувств. Будто звенел чистейший морозный воздух, захватывая дыхание, и хотелось пить его небольшими глоточками, как укромовскую ключевую воду.
От небосклона глаз нельзя было отвести. В таинственной бездне вовсю расходились оранжевые сполохи. Они трепетали и переливались, будто муаровые ленты на гвардейской бескозырке.
Невольно пришли на ум стихи. Егор стал читать их про себя, не стыдясь собственной сентиментальности - того сомнительного качества, которого он совсем недавно не переносил в характере других людей. Теперь же хорошо понимал их и прощал, оттого что он тоже не мог не восхищаться первозданной красотой северного чуда, ниспославшего на него нечаянную радость.
Лодка ошвартовалась у пирса за несколько часов до нового года. Как только механизмы привели в исходное положение и команда перебралась на плавбазу, Крапивин разрешил всем свободным от вахты офицерам сойти на берег.