– Я надеюсь, ты не обманываешь меня, Винни– Пух? – приятным баритоном спросил брюнет.

Его люди в это время, заперев в служебной комнате бедняжку Руфь, неслись к комнате ь 18.

Базельман был не в состоянии что-либо ответить. У него болело все. А больше всего нижняя челюсть. Как пить дать – перелом. Ему очень хотелось, чтобы милиционер-садист подумал, что он умер, и оставил в его покое. Но, увы, ничего не получилось. Самуил Платонович был плохим артистом. Ему было очень больно, и он стонал, как пробежавший стометровку бегемот.

– Их там нет, шеф. – Базельману показалось, что над ним зачитывают смертный приговор. – Ушли, наверное, через окно, больше неоткуда. Может, попробуем догнать?

– В машину все живо! – отчеканил брюнет.

Базельман почувствовал, как чей-то тяжелый ботинок врезался ему в ребра.

– Ладно, живи пока, Хрюндель! Но только вякни лишнего! Я тебя, гад, с того света достану! Ферштейн?

Базельман приподнял голову и, поливая кровью плитку, отчаянно закивал. Но бандитов рядом уже не было. Над ним склонилась растрепанная, насмерть перепуганная Руфь.

– Дорогой, может, милицию вызвать? – взволнованно спросила она.

– Нет!!! – заревел Базельман и потерял сознание.

День выдался на редкость жарким. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Время только приближалось к полудню, а стрелка на термометре уже успела перевалить тридцатиградусный рубеж.

Старший лейтенант милиции, инспектор разрешительной системы Сергей Чернышов распластал на кожаном диване длинное худое тело и, обмахивая себя должностными инструкциями, тихо постанывал.

Окна и двери его кабинета были распахнуты настежь. А на столе вовсю трещал вентилятор. Но это нисколько не спасало от июньского пекла, и Сергею казалось, что он сейчас умрет.

На мокрой от пота форменной рубашке Чернышова, вытянувшись во всю длину, спал толстый хомячок кремового цвета. Ему тоже было невыносимо жарко. Крошечное тельце зверька пульсировало от непомерно участившегося дыхания, а из полуоткрытого рта время от времени высовывался красный вздрагивающий язычок.

– Толстый, слезь, пожалуйста, – попросил Чернышов. – Ты горячий, как кусок лавы. Мне и без тебя тошно. Ляг на диван, будь человеком.

Хомячок не был человеком и становиться им не собирался. Но Сергея он не послушался не из-за этого. Он просто был не в состоянии не только слезть с него, но даже перевернуться с живота на спину.

– Ну и хрен с тобой, – обиделся Чернышов и усиленно замахал листами.

Он постарался отвлечься и подумать о чем-нибудь приятном. Но ничего из этого не получилось. Все мысли были о жаре и о том, когда это кончится.

Тогда Чернышов уставился на висевший у чугунного сейфа плакат и стал в сотый раз изучать тактико-технические характеристики пистолета Макарова. Это тоже мало помогло. Но тут в его раскаленном мозгу возник милый, очаровательный образ Лены – вчерашней случайной знакомой.

«Елки-палки, – подумал Чернышов, – какое счастье, что я сошел вчера не на той остановке. И какое счастье, что она так удачно споткнулась и вывихнула ступню. Будем надеяться, что у нее сейчас все хорошо. После работы обязательно навещу ее. Интересно, а я ей нравлюсь?»