— Мне нужно принять душ, — зачем-то сказала я горничной прежде, чем пойти в ванную.

Той, ясное дело, дела до моих нужд не было, лишь бы Вандор Александрович в итоге остался доволен.

— Платье будет лежать на кровати, — сухо проговорила она мне в спину, и я, на миг остановившись, кивнула как покорная марионетка.

Сегодня меня желают видеть в платье. И снова у меня нет выбора. Закрыв дверь ванной я прижалась к ней спиной и тяжело выдохнула. Новый день… Когда-то я слышала, что самое разумное — ставить перед собой небольшие цели и двигаться от одной к другой. Мол, так легче. И какую цель мне нужно поставить? Пережить это утро? Пережить этот день? Наверное. Но только что дальше? Выбор — вот что отличает человека от животного. А я, чёрт побери, человек! Я хочу выбирать! Хочу выбирать, что мне съесть, что надеть, с кем лечь в постель. Стиснув зубы, я подошла к ванной и включила воду. Ни к чему сейчас подобные мысли, до добра они не доведут. Пока я должна пережить это утро.

В столовую я спустилась в сопровождении охранника. Благо, к тому моменту, когда он вошёл в мою «темницу», платье надеть я уже успела. Короткое, оно едва доходило до середины бедра и струилось по телу белым шёлком. Ни трусиков, ни, тем более, лифчика на постели я не нашла и потому пришлось надеть его прямо на голое тело. Возможно, для кого-то и обычное дело ходить без белья, для меня — нет. Чувствовала я себя крайне неуютно. Что это? Ещё один способ унизить меня, указать на моё место? Или простая прихоть?

Стоило мне войти в столовую, я тут же увидела Вандора. Высокий и статный, он сидел на углу обеденного стола из красного дерева и смотрел на меня в упор, словно ждал, когда я войду. Увидев нас, он отсалютовал фарфоровой чашкой, которую держал в руках и поднёс её ко рту.

Я остановилась в нескольких метрах от него. Как и вчера, на нём были чёрные джинсы и чёрная рубашка. Жилистое запястье украшали чёрные наручные часы, а в вырезе виднелась цепочка из какого-то светлого металла. Серебро, белое золото или платина. Почему-то я склонялась в сторону двух последних вариантов.

— Проголодалась? — спросил он с лёгкой усмешкой, задевшей лишь уголок его рта.

Я не ответила. К чему, если он и сам прекрасно знает ответ. Его это, однако, не удовлетворило, и он спросил более вкрадчиво, с некоторыми угрожающими нотками в голосе:

— Проголодалась, Милана?

Глаза его нехорошо блеснули, и мне стало понятно, что игнорировать его вопросы не следует. Какими бы очевидными ни были ответы на них. Этот человек привык к тому, что каждое его слово имеет значение, что на любой его вопрос последует ответ.

— Да, — просипела я, с трудом сдерживая желание поёжится от пронзительного холодного взгляда.

Он небрежно осмотрел меня с головы до босых ступней. Медленно, лениво. Задержался на голых коленях, поднялся к груди. Я сглотнула, он же, очевидно удовлетворившись увиденным, сделал ещё глоток, а после протянул мене почти пустую чашку. Я покорно допила кофе и стиснула тонкую ручку пальцами. Скотина! Высокомерная циничная скотина! Больше всего на свете хотелось швырнуть эту самую чашку ему в лицо, развернуться и выскочить из столовой, но я знала, что, если сделаю нечто подобное, придётся мне несладко.