– Естественно.

– Сомневаюсь, что мы задержимся. Боюсь даже, мы не задержимся.

– Тем не менее я настаиваю.

Граф потянул за металлическое кольцо-ручку, словно актер в драматической сцене, достал из кармана огромный ключ и запер дверь на замок. Затем открыл крышечку на вделанном в стену деревянном ящике. Внутри оказалась современная клавиатура, выглядевшая довольно странно на фоне средневекового интерьера. Граф набрал длинный код, и в ответ, лязгнув, сверху опустилась решетка.

– Теперь можно не опасаться, что явятся непрошеные гости, – сказал Фоско. – Или что кто-то без спроса уйдет.

Не дождавшись ответа, как всегда, поражая легкостью и быстротой походки, он повел их через зал и по длинному коридору, по обе стороны которого на стенах чернели старые портреты, а под ними выстроились ряды средневековых доспехов, копий, пик, булав и другого оружия.

– Доспехи ценности не имеют, это новодел восемнадцатого века. А на портретах, конечно же, мои предки. Время совсем не пощадило полотна, лиц уже не разглядеть. По счастью, наш род не страдал красотой. Поместье принадлежит нашей семье с двенадцатого века, когда мой выдающийся пращур Джованни де Ардаз отнял его у лонгобардского рыцаря. Моя семья получила рыцарский титул, и с тех пор наш герб – неистовый и ужасный дракон, стоящий на задних лапах. Во времена великих герцогов сама курфюрстина пожаловала нам титул графов Священной Римской империи. Мы жили тихо: выращивали здесь виноград и оливки и никогда не вмешивались в политические распри. Есть одна флорентийская поговорка: «Гвоздь, который вылез, вновь забивают». Фортуна улыбалась то одним политикам, то другим, а дом Фоско никогда не вылезал подобно гвоздям, поэтому на нас ни разу не обрушился удар молотка.

– И все же, – заметил Пендергаст, – в последние месяцы вы, граф, умудрились высунуться достаточно далеко.

– Увы, да, хотя большей частью против своей воли. Я должен был вернуть то, что принадлежит нам по праву. Но мы поговорим об этом за ужином.

Коридор вел мимо гостиной, украшенной картинами и гобеленами, и Фоско с гордостью привлек внимание гостей к некоторым пейзажам.

– Хоббема и ван Рейсдал, – похвастался он.

За гостиной последовали еще несколько роскошных и наполненных светом комнат, затем интерьер вдруг изменился.

– Мы в исконной лонгобардской части замка, – пояснил Фоско. – Ей – двенадцать столетий.

Свет проникал в крохотные пустые помещения через бойницы высоко в прокаленных стенах.

– Комнаты старые и унылые, я их не использую, – сказал граф. – Здесь всегда сыро и холодно. Однако если спуститься на несколько уровней, то там вы найдете кладовые, тоннели и подвалы – исключительно удобные для хранения вина, бальзамов и prosciutto di cinghiale, кабаньего окорока. В наших угодьях, знаете ли, водится вепрь – отведать его мяса к нам приезжают многие. А самые нижние тоннели вырезали в скале еще этруски три тысячи лет назад.

Дальнейший путь преграждала массивная железная дверь, вделанная в еще более толстую стену. Здесь, в глубине замка, каменная кладка была покрыта влагой.

– Сейчас мы поднимемся в башню, – сказал Фоско и открыл дверь вторым ключом.