Через несколько дней меня в госпитале отыскали Петруха с Иваном Лукичом. Мы вышли поговорить на улицу, и Коробов сказал невесёлое известие о том, что бывший мой полк в боях за Царицын потерял половину своего состава. Сейчас полк отведён на пополнение и отдых, а сам Коробов назначен комиссаром полка. Жалко ребят, что погибли. Но я искренне порадовался за Ивана Лукича и за бойцов, вот кто будет отличным комиссаром. Поговорили мы с ним и Петрухой, рассказал я ещё раз поподробнее свою историю, они поделились своими случаями в прошедших боях. Когда они ушли, у меня долго сохранялось в душе какое-то тёплое чувство.

А еще через пару дней меня навестил довольный Петруха и привёз… что бы вы думали? Мой баян! Он каким-то чудом остался целым, не был пробит пулей или испорчен. Петруха сказал, что никому его не отдавали, хранили в полку. Я аж умилился, глядя и поглаживая полюбившийся свой старый инструмент. А ещё Петруха передал от Ивана Лукича мне почти новую шинель со словами: "Больно исхудали вы, Ляксандр Владимирович. Иван Лукич шинелку вот шлёт и велел передать, чтоб не застудились. Вечера нынче холодные стали, не лето уж". Петруха сообщил, что товарищ Коробов договорился, когда меня выписывают из госпиталя, и просил меня обождать, никуда не уходить.

В день выписки я, опираясь на костыль, с баяном у ноги и в шинели стоял во дворике. Сложил вчетверо медицинское заключение на четверти листа с резким нечитаемым почерком и услышал с улицы тарахтенье. К госпиталю подъехал открытый автомобиль. За рулём был усатый шофёр в кожаной куртке, в кожаных крагах и в кожаной фуражке, и даже с ветрозащитными очками на лбу, а рядом с ним сидел Иван Лукич.

— Ну что, Сашок, здоров будь! — поприветствовал он меня.

— И вам тоже, Иван Лукич, доброго здоровья, — ответил я.

Лукич открыл дверцу, вышел из машины, загрузил в автомобиль мой баян и помог мне самому вскарабкаться на заднее сиденье.

— Поехали, Сашок, — сказал он.

— Куда? — удивился я.

— Домой, — загадочно улыбаясь в усы, ответил Лукич.

Приехали мы, понятно, не домой и не в Москву, а в царицынскую приёмную к Сталину. Подождали там немного, я присел на стул, и вскоре вышел сам нарком и одновременно чрезвычайный комиссар по продовольствию.

— А, товарищ Саша, здравствуйте, — поприветствовал Сталин. — Живой, это хорошо, очень хорошо.

— Не могу не согласиться, товарищ Сталин, — ответил я. — Здравствуйте.

— Мне рассказывали некоторые товарищи о ваших приключениях, и там, и здесь, — добавил Сталин. — Думаю, вам будет чем заняться, — и затем повернулся к Ивану Лукичу:

— Благодарю вас, товарищ Коробов, — обратился к нему Сталин. — У вас хороший полк. Я думаю, с вашим назначением он будет воевать с не меньшим, а большим успехом.

— Приложим все силы, товарищ Сталин, — ответил Иван Лукич.

— А мы на станцию. Так, товарищ Саша? — с каким-то блеском в глазах спросил меня нарком.

— Вам виднее, — теряясь в догадках, ответил я. — Но я, очевидно, с вами.

— Вот и хорошо, товарищ Саша…

Я попрощался с Иваном Лукичом, поблагодарил его, пообещав обмениваться письмами, и мы со Сталиным вышли на осенний свежий воздух, к которому примешивался слабый запах бензина от тихо стучавшего мотора автомобиля. Шофёр ждал нас, мы погрузились в машину, Иван Лукич махнул мне рукой, и мы поехали.