Жар становился все сильнее. Казалось, платье прилипает к телу, и в то же время… оно теперь не походило на атлас. У нее словно появился новый слой кожи, жесткий и неподатливый, он давил на нее там, где она обычно была такой мягкой… Поцелуи ослепляли ее, она теряла голову… В то же время Кимберли была уверена, что все это ей мерещится, — несомненно, из-за того, что она выпила слишком много шампанского, к которому была совсем непривычна.

Тут вдруг пришла боль — и резко ее отрезвила. Кимберли совершенно ясно поняла две вещи. Она была не на балконе у Уигтинсов, а лежала в своей постели, где ей и полагалось быть. Но сверху на ней лежал Лахлан Макгрегор — а ему тут быть вовсе не полагалось.

Голова пошла кругом, но в силу своей невинности она не поняла, что же все-таки случилось. Она возмутилась:

— Что вы тут делаете?

Он наклонился к ней, но она едва могла различить его силуэт: в комнате было темно, только слабый свет исходил от почти догоревшего камина.

— Ах, милочка, ну разве не понятно? Занимаюсь с тобой любовью.

— Черта с два, — фыркнула она. — Без моего позволения? Ну нет!

— Да, это так, — ответил Лахлан. — Мне очень жаль, что тебе было больно, но…

— Больно? — ахнула она, вдруг вспомнив. — Почему вы сделали мне больно?

— Это не намеренно… Вернее, в некотором роде, да, но… это было неизбежно. Клянусь тебе, больше этого не будет.

— Конечно, не будет, — согласилась она, — потому что вы уйдете. — И она решительно добавила:

— Сию же секунду!

— Почему это, когда мы оба хотим совсем другого?

— Не считайте, будто знаете, чего я хочу…

— Но я действительно знаю. Ты весь вечер говорила, что хочешь меня, милочка, а сейчас и я хочу тебя — просто безумно.

Слова странно взволновали ее, хотя она плохо понимала, что он имеет в виду. Она не помнила, чтобы говорила ему подобное, более того, знала, что не способна на такую вольность, даже если бы «желание» было правдой. А то, что это было правдой, то есть что она на самом деле его хотела, еще ни о чем не говорило… Или говорило? Она же все равно собирается за него замуж, так разве важно, что они займутся этой самой любовью прямо сейчас, не дожидаясь церемонии? Ведь все, что он с ней делал, было очень приятно, кроме одного момента…

Вспомнив о боли, она чуть слышно спросила:

— Почему вы сделали мне больно?

Он застонал и начал осыпать ее поцелуями.

— Ах, милочка, я вовсе не хотел. Разве твоя мать никогда не объясняла тебе…. ну… о девственной крови, которая должна пролиться прежде, чем девушка сможет по-настоящему соединиться с мужчиной?

Кимберли что-то помнила, но смутно — она тогда была совсем юной. Ей показалось, что Лахлан густо покраснел из-за того, что ему пришлось говорить о таких вещах. Она и сама чувствовала, что щеки у нее горят.

— Вы хотите сказать, что мы по-настоящему соединились?

Ей не пришло в голову, что он истолкует ее слова по-своему.

Ответ его был простым и недвусмысленным.

— Разве ты не чувствуешь? — спросил он чуть севшим голосом.

Она не чувствовала ничего, кроме веса его неподвижного тела. Вдруг он пошевелился, и она изумленно распахнула глаза, ощутив движение внутри себя. Боли больше не было, и приятная волна, которая, казалось, поднялась в ней, теперь набирала скорость, чтобы попасть туда, куда нужно.