— клип песни «Молись». «Наверное, во всем виноват Марк Оуэн», — сказал он, я не понял, что он имел в виду, и не хотел выяснять. Но все же спросил, не заблуждается ли он в своей ориентации, и тогда Джонас поведал, что пару лет назад впервые в жизни влюбился в студента, по программе обмена приехавшего из Сиэтла. Они очень сблизились, много времени проводили вместе, и однажды на чьей-то квартире Джонас признался ему в своих чувствах. Вышло скверно. Тот, кого он считал другом, обошелся с ним очень жестоко. Настолько жестоко, что племянник мой все еще не оправился (и я это видел), распаляясь злобой к человеку, нанесшему травму молодому парню, который, уступив своему влечению, слишком сильно влюбился. Я не представлял, каково это — услышать, что кто-то меня любит. Но если бы вдруг кто-нибудь мне признался, я, думаю, по-доброму отнесся бы к тому человеку, независимо от его пола. Вряд ли на свете есть что-нибудь лучше такого признания.

— У него даже девушки никогда не было. — Анна ожгла сына взглядом.

— Ты-то откуда знаешь?

— Ты никого не приводил к нам на чай.

Эван рассмеялся:

— Мам, нынче никто не водит девушек на домашнее чаепитие. Отче, у вас когда-нибудь была подружка? В смысле, когда вы были в моем возрасте.

Я призадумался. Ну да, Кэтрин Саммерс. Она считается?

— Вроде как была, — сказал я. — Ничего серьезного.

— И вы приводили ее на чай?

— На роль гостьи она не очень годилась. — Я представил, как Кэтрин и мама сидят за столом и, угощаясь котлетами, пытаются завязать беседу: мама говорит о паломничестве в Лурд, а Кэтрин — о том, что она сотворила бы с Аль Пачино, попадись он ей в руки.

— Ну вот, — сказал Эван.

— Не понимаю, что ты имеешь против девушек? — спросила Анна.

— Я ничего не имею против них. У меня в друзьях полно девушек.

— Так выбери себе одну и гуляй с ней.

— Сама выбирай и гуляй, если хочешь. Я уже выбрал спутника. Сразу с двумя гулять не могу. На эту роль я не гожусь.

— Вот видите, отче? — обратилась ко мне Анна. — Понимаете, что мне приходится терпеть? У него на все готов ответ.

Я кивнул. Повисло молчание. Эван оглядывал комнату, взгляд его задержался на книжных полках.

— А как дела с учебой? — спросил я. — Ты уже решил, кем хочешь стать, когда вырастешь?

Эван презрительно скривил губы и вновь откинул прядь. Похоже, это был его любимый жест и он не упускал случая его использовать.

— Когда вырасту? — саркастически переспросил он.

— Слушай, кончай эту хрень. — Я сам удивился, услышав себя; Анна таращила глаза, и даже во взгляде Эвана читалось изумление. — Ты не знал, что ли? Ну и прекрасно. Да, ты еще юнец.

— Есть кое-какие мыслишки, — сказал Эван.

— Какого рода?

— Целая куча.

— Ну например? Мне интересно, правда.

— Я бы хотел стать театральным режиссером. Наверное, звучит дико, но мне нравится эта профессия.

— Когда последний раз ты был в театре? — спросил я.

— Вчера.

Я усмехнулся. Молодец. Уел меня.

— И что смотрел?

— «Бог резни» Ясмины Реза[22]. В театре «Гейти» решили сделать передышку от бесконечного повторения «Плуга и звезд», «Тени стрелка» и «Поля»[23].

— Мой отец играл в «Плуге и звездах», — сказал я. — В Театре Аббатства.