— Это не прилагательное, а существительное, — поправил ее Эван.

— Чего? — обернулась к нему Анна.

— Ты слышала.

— Видали, даже не скрывает. — Анна перевела взгляд на меня: — Ни капли стыда.

— Понятно, — сказал я. — Этот Одран твой одноклассник?

— Вот еще! — Эван негодующе фыркнул, словно я зачислил его в Ку-клукс-клан.

— Но он учится? Или уже взрослый?

— Блин! Конечно, учится. Он не шалопай какой-нибудь. Просто из другой школы. Нормальной. Куда и девочек берут.

Я переваривал новость и, признаюсь, был смущен.

— Тебе не нравится твоя школа? — спросил я.

— Нет, конечно. Там одни дикари. Все разговоры о регби, дрочке и манде.

Анна задохнулась, и я прикрыл глаза, чтобы не смотреть на нее. Пусть я неплохо разбираюсь в подростках, но обычно их матушки не сидели рядом, когда те говорили о подобных вещах.

— Полегче, Эван, — сказал я.

— Виноват, — тотчас извинился он. — Сказал, не подумав.

— Да уж.

— Я к тому, что в школе Одрана ребята не зациклены на всякой фигне, понимаете? И не обмирают от страха.

— А что, в твоей школе ученики напуганы?

— Вы уж извините, отче, но, по-моему, все скопом наложили в штаны.

— Из-за чего?

— Из-за того, что умнее, чем кажутся.

Я задумался.

— Что-то я не понял, — сказал я.

— В нашей школе не идиоты, — пояснил Эван. — И вы, и я это знаем. Там смышленые ребята. Образованные. Из хороших семей. И всем им хватает ума понять, что через два года учеба закончится и нынешние короли регби до конца дней своих будут конторскими крысами либо станут учительствовать в этой самой школе. Каждый обделался от мысли, что его маленькой драгоценной жизни вот-вот придет конец, тогда как у всех других, для кого мир не ограничен школой, она только начнется.

Я кивнул. Все верно. Ничего нового. Я многажды был тому свидетелем.

— И как это связано с твоим другом? — спросил я.

— В общем-то, никак, — помолчав, сказал Эван. — Я просто говорю, что он учится в другой школе. Вы спросили, не одноклассники ли мы. Нет. Вот короткий ответ.

— Он голубой, — повторила Анна.

— Может, хватит уже? — насупился Эван.

— И у вас сложились отношения? — спросил я, игнорируя реплику Анны.

— Ну, мы не женились и все такое. Хотя — да. Сложились. — Эван замялся, словно раздумывая, стоит ли делиться своими мыслями, и все же добавил: — Он классный.

— И вас, Анна, это беспокоит? — обратился я к его матери. Та смотрела в пол, лицо ее отражало душевную муку.

— А вас бы не беспокоило, что ли?

Я пожал плечами:

— Спроси вы об этом десять лет назад, я бы, наверное, ответил иначе. Видите ли, мой племянник — гомосексуалист.

— Перестаньте, отче, — отмахнулась Анна. — Не надо.

— Это правда.

— Быть такого не может.

— Это правда, — повторил я, не зная, как еще ее убедить. — Чистая правда.

— Будет вам. Мне от этого не легче.

Эван смотрел заинтересованно.

— Я не сочиняю, — пожал я плечами.

Года два назад Джонас признался, что он гомосексуалист, но тогда я не очень понял, какого отклика он ожидает. Кажется, я не нашелся, что ответить. Я был растерян и слегка смущен, но не гомосексуальностью его, а тем, что в нем вообще есть какая-то сексуальность. Для меня он оставался мальчишкой, меня слегка коробило от мысли, что он кого-то желает или кто-то желает его, тем более что мне подобные страсти были чужды, и я не хотел говорить на эту тему. Нет, я, конечно, попытался. Я спросил, как он это понял, и Джонас ответил, что знает об этом с девяти лет, когда его растревожило видео