— Получается?
— Нет, конечно.
— А у матери с отчимом?
— Что вы лезете с такими вопросами? — Лия подалась вперед, ошарашив меня резкой переменой тона. — Кто дал вам право?
— Простите. — От стыда свело живот. — Я не хотел…
— Я знаю, чего вы хотели сказать, что во всем есть смысл. Дескать, все это входит в Божий замысел.
Я покачал головой:
— Никто не ведает Божьего замысла.
— Вы же знаете, что его нет.
— Кого? — не понял я.
— Бога.
— Ах, так.
— Поймите правильно. — Лия усмехнулась, заметив, что слова ее меня покоробили. — Все эти законы, которые вы сочинили, эта ваша идея добра, великодушия и милосердия, все это хорошо. Если вам нравится ходить в черном, носить воротничок и наряжаться по воскресеньям, кому это мешает? Но Бога нет. Откуда ему взяться? Вы сами себя дурачите.
Она говорила абсолютно спокойно, словно учила ребенка простейшим арифметическим действиям или азбуке. И я не нашелся с ответом. Она изведала жизнь, какой я никогда не узнаю. Поезд замедлял ход, Лия разбудила детей и принялась собирать вещи.
— Извините, если я вас огорчил.
— Ничуть. Вы не можете меня огорчить, — ответила она и, двинувшись к выходу, добавила: — Ешьте свой сэндвич. Старик выказал вам уважение. Но все может измениться. И тогда уже не будет еды для вашей братии. Оголодаете.
В Голуэй я приехал к вечеру. Том сказал, что пасторский дом отыскать непросто, поэтому мы условились встретиться в пабе О’Коннела на Эйр-сквер. Когда я вошел в бар, все головы повернулись ко мне; оглядывая насмешливые лица, я искал и не находил своего двойника — человека под тридцать в черном одеянии.
— Одран! — услышал я и в дальнем конце бара разглядел Тома, сидевшего за пинтой пива и номером сегодняшней газеты. Я обрадовался, стараясь не выказать удивления, что друг мой, как и все вокруг, в джинсах и ковбойке. — Ты чего так вырядился? — ухмыльнулся он. Ну хоть сними воротничок.
— Не стоит. — Я пожал ему руку. — Как поживаешь?
— Потихоньку. Что выпьешь?
— Фанту.
— Да ладно тебе.
— Пить хочется.
— Я знаю, чем утолить твою жажду. Садись.
Том отошел к стойке, заученным жестом вскинул два пальца и тотчас получил «пиво с прицепом» — две пинты «Гиннесса» и пару стаканчиков виски. Я раздраженно выдохнул. Почему все за меня решают, что мне есть и что пить?
— Ну и как это было? — усаживаясь, спросил Том, а я подумал, что со стороны мы, вероятно, производим странное впечатление; я-то полагал, здесь мы лишь встретимся и тотчас уйдем.
— Ты считаешь, все нормально? — обеспокоенно спросил я. — У нас не будет неприятностей?
— С кем?
— С епископом.
Том рассмеялся, отхлебнул пиво и рукой отер густые пенные усы.
— Окажись он здесь, предложил бы повторить за его счет.
— Никаких повторов, Том. Мне и этого вполне хватит.
— Ночь еще молода. Мы тоже.
— У меня была трудная неделя. Я притомился.
— Ну да, сестрина свадьба. Как все прошло?
— Очень весело.
— Каков новобрачный?
— Молодец. Вправду приятный парень.
— Поди, хорошо обрести нового братца.
Я замер, не донеся кружку до рта. Неумышленная грубость реплики меня резанула.
— Извини, — сказал Том. — Я неудачно выразился?