Всё это были очередные фейки на потребу заинтересованным зрителям: оттого, что деревни находились в нейтральной зоне, там вообще не стояло сил ополчения; собственно, и жителей тоже не оставалось.
Деревни накрыла артиллерия ополчения, и «вэсэушники» с добровольческими батальонами как пришли туда, так сразу и ушли; вот и вся зрада.
23 февраля Захарченко подписал указ о том, что этот день объявляется в республике выходным.
28 февраля состоялся первый съезд движения «Донецкая республика», где 700 делегатов избрали председателем партии, конечно же, Захарченко.
В марте началась посевная и запустили на шахте «Холодная балка» новую угольную лаву.
Всё бы хорошо, но война так и не прекращалась. Просто приобрела чуть иные формы: люди в форме в ежедневном режиме продолжали убивать друг друга — просто чтобы не забывать, как это делается.
Всё это однажды должно будет как-то разрешиться. Потому что так, как оно есть, — не устраивает никого.
Часть третья
Искупаться в Днепре
Глядя на Донецк, снова и снова удивляешься, а втайне, признаюсь, даже радуешься: как всё-таки мимолётна власть «серьёзных людей», властвовавших тут когда-то.
Властвовали-властвовали, и вдруг настали дни, когда жизнь «серьёзным людям» показалась невыносимой.
— Когда из Донецка повалили прочь богатые люди, — рассказывал Константин Долгов, — по странному стечению обстоятельств выяснилось, что огромная их часть работала в таких учреждениях, как прокуратура, полиция, а кто-то, к примеру, трудился начальником паспортного стола. И все съехали. Включая начальника паспортного стола. Они ещё и печати забрали с собой.
Чтоб, видимо, повысить собственную значимость. Не просто человек — а человек с печатью. Можно в минуту одиночества вытащить белый листок и поставить на нём печать. Даже две.
Наезжая в ДНР и Л HP, я дивился на огромное количество пустых особняков. Большинство из них до сих пор пусты, когда города Донбасса уже не бомбят.
Поначалу, что скрывать, часть этих особняков занимали ополченцы — но масштабы экспроприаций преувеличивать не стоит. Скажем, Донецк был очень богатым городом — там строили такие большие особняки, что в одном могла рота «сепаров» поместиться. Так что все ополченцы вместе взятые, при всём желании, могли заполнить только процентов пять коттеджей — да и то лишь тех, что располагались «в шаговой доступности» от «передка».
Потом ополчение распределили (а иной раз можно сказать — разогнали) по казармам, и теперь дворцы стоят как архитектурные памятники.
Упорядочивать жизнь без печатей, списков и прочих реестров было крайне сложно. Управленческий аппарат исчез почти безвозвратно. Это, признаюсь, наводит на смутные мысли: может быть, и в России все эти люди, которые так ласково смотрят на нас с предвыборных плакатов, или пекутся о нас в судах, социальных конторах и паспортных столах, — они в трудную минуту оставят нас? Одних!
Догадываюсь, что весь этот управленческий, такой незаменимый аппарат донецких и луганских чиновников первый год потирал руки: скоро-скоро у вас всё рухнет, и вы позовёте нас, как призывали варягов в своё время, ибо «порядка нет».