Я даже как-то повеселел.
Знаете, я готов согласиться, чтоб меня самого не существовало для жителей Донбасса — лишь бы вместе со мной вся эта навязчивая и бессовестная камарилья пропала.
2 ноября в Донецке прошли выборы депутатов Народного совета и главы республики. Захарченко набрал 77,51 % голосов. Явка составила более 1 млн человек. Из них 765 тысяч проголосовало за Захарченко.
4 ноября в Донецком академическом музыкально-драматическом театре прошла инаугурация новоизбранного: других помещений в Донецке для такого действа предусмотрено не было.
Праздновали события в узком кругу: никем на свете, кроме Южной Осетии, не признанная страна никаких особенных гостей не имела — за исключением главы южно-осетинского парламента Анатолия Бибилова и председателя российской партии «Родина» Александра Журавлёва.
На следующий же день украинская артиллерия обстреляла Донецк — в качестве, надо понимать, громового привета новой власти. В результате на стадионе 63-й школы убили двух пацанов и ещё четверых ранили.
6 и 7 ноября Захарченко объявил траурными днями.
В таких обстоятельствах он окончательно вошёл в должность: за инаугурацией сразу последовало убийство детей.
Но если — во время мучительных для Захарченко минских переговоров — он однажды, в бешенстве, пытался сложить с себя полномочия, то теперь пути назад уже не было.
Дмитрий Трапезников в общих чертах и ярких деталях рассказывал мне о том, как шло «мирное строительство» молодой страны.
— Я тогда ещё был главой тельмановского района. Мы приехали на инаугурацию всем коллективом из Тельманово. И уже через неделю было большое собрание: в зале сидели все главы городов. Мы ещё не знали друг друга с Захарченко. Помню, идём по коридору, и я ему говорю, что хотел бы попасть на приём. Он говорит: а заходи ко мне. Я прихожу к нему через два часа, рассказываю, что собираюсь проводить круглый стол по энергосбережению и по инвестициям. Говорю, что нужно сделать так, чтобы предприятия работали в замкнутом цикле. Пшеницу собрали, положили на элеватор, элеватор отдал хлебозаводу, хлебозавод хлеб выпек и продал. В результате — все деньги здесь. Он сказал, что ему всё это очень интересно и что он приедет на круглый стол. Так мы с Захарченко и познакомились.
Общаясь с Трапезниковым — мы вместе ехали в сторону Новоазовска, — я особенно удивлялся, что он с одной и той же интонацией рассказывает о вещах, казалось бы, несовместимых.
— …Вот здесь мы налетели на украинскую колонну… С этой лощины нас обстреливали… — и уже через минуту: — В Тельманово мы одними из первых выдали учителям зарплату, одними из первых организовали банк. Я приехал в Донецк, говорю: мы открываем банк. Они говорят: надо то-то и то-то. Говорю: у меня всё готово. Мне говорят: «Что вы тут рассказываете? Люди месяц всё необходимое готовят!» Говорю: завтра вечером можете приехать принимать у меня банк… Правда, сутки там все у меня работали не покладая рук, но и мебель мы нашли, и компьютеры, и всё. Нашли банкиршу — женщина до этого работала в «Райффайзене», и вот до сих пор работает. — И тут же: — А вот здесь я диверсантов задержал. Они были не местные, побежали, не зная дороги, и прибежали в тупик. Я уже знал, что они в тупик бегут. На машине подъехал, я в «гражданке» был, вышел с автоматом… — И через минуту — опять про хозяйство, с тем же невозмутимым видом.