— А ты не прыгал никогда, в смысле, не летал?

— Нет. Выкинули. Мы разлетелись по всему Славянску. Потом собирались в течение недели.

— Я помню, как вы собирались в Славянске, террористы, — неожиданно подключается Поддубный. — Хотел убить моего оператора зачем-то. Принести в жертву, так сказать.

— На самом деле всё было иначе, ты всё не так преподносишь, — спокойно парирует Моторола.

— Я помню, как всё это было, — говорит Женя, разливая по второй.

— Я вышел только что из боя, — рассказывает Моторола. — Когда я шёл, в меня стреляли со всех сторон. Я потерял свои очки.

— Потом, — завершает за него Поддубный, — тебе встречается мой оператор и ты его убить хочешь.

— Нет, меня спровоцировали. Мне сказали что-то такое, что мне захотелось выстрелить в твоего оператора. Да ладно, ты побежал и сказал: «Пятый канал, на землю!»

— Я этого не помню, — негромко говорит Моторола. А ты в какой должности начинал служить? — встреваю я, потому что их дружеская перепалка подошла к логическому завершению.

— Где?

— В Славянске.

— Звания и должности не было. Я туда зашёл командиром группы.

— Сколько человек?

— Вместе со мной было человек 10–12. Группа огневой поддержки.

— Вы без оружия заходили?

— Всё здесь себе отобрали. Вгрызлись в глотки… Тех людей, которые со мной заходили, их здесь нету.

— Они ушли?

— Ушли. Именно из моей группы нет никого. Но из всех тех людей, которые были с нами тогда, — кто-то остался. Немой был, Нос, Лёлик, ещё несколько ребят. А остальные рассчитывали на крымский вариант. Но когда поняли, что они могут умереть, — стали потихонечку петлять. Бабай-алибабай с номером счёта на груди…

— Бабая не любишь?

— Не то, что не люблю, его вообще не за что любить. Мало уважения к тем людям, которые ставят перед собой задачу и её не выполняют. Не было задачи приехать пострелять и уехать. Коли так получилось, нужно стоять до конца. Но у этих людей нет никакой идеи, нет веры в самих себя. Они приехали, поняли, что им тут придёт пизда — и решили съебаться. Вот и всё. А те люди, которые захотели остаться, — их очень мало.

Возможно, кто-то сделал своё дело, чтоб уйти на определённый этап, и потом зайти обратно. А все те люди, которые прикрывают свою трусость какими-то непонятными фактами: что кого-то отсюда выгоняли, что те, кто пришли первыми, — все они заказаны и их начинают уничтожать по одному… Ну, я не знаю. Уничтожают, уничтожают. Вот у нас четыре человека в подразделении заходили первыми — что-то второй год нас никак не уничтожат местные власти. Всё, вот завтра нас сожрут, наверное, — здесь Моторола молчит три секунды и вдруг добавляет: — Ну, сожрут и сожрут.

— А что нужно сделать, чтоб была ещё одна бутылочка коньяка? — спрашивает, обращаясь как бы в никуда, Поддубный.

— Мотор, а напомни, ты с какого года? — спрашиваю я.

— С 1983-го.

— На первую чеченскую ты не попал?

— Возраст не позволял. Я бы с удовольствием, но… Я был в 2003 и в 2004 году в Введенском районе. Боестолкновения случались, а такого, чтобы лютая война, — не было. Там где-то кого-то обстреляли, тут… Просто едешь на мотоброне — и из какого-то двора в тебя стреляют. Трассера отбились от брони. Никто на это даже внимания не обращал. Это происходило в основном в вечернее время, когда снимают блоки, когда останавливаться нельзя. В тёмное время суток все должны сидеть на жопе ровно.