— И ты вернулся к своей старой жизни. Он пожал плечами.

    — Ты вернулась к своей.

    — Пока ты был в отъездах, спасая мир, я сидела в углу музея и писала всякую ерунду про художников, которые умерли несколько веков назад!

    Лицо Вэла потемнело от гнева.

    — Ты никогда не была глупой, Клэр, — сказал он. — Не пытайся казаться такой на этот раз. Твоя работа так же ценна, как и моя. Просто она другая. Ты можешь исследовать прошлое в любое время. У меня этого выбора нет. Настоящее происходит сейчас.

    Он был прав. Это рассердило ее еще сильнее.

    — А, — горячо сказала она, — но твоя работа гораздо важнее моей!

    — Эти слова недостойны тебя. — Его глаза метали синие молнии. — Я никогда такого не говорил. Никогда такого не думал! — Его голос был полон страсти. — Есть события, о которых может рассказать только камера. События, о которых нужно рассказать, чтобы мир узнал и вмешался. Я не могу отворачиваться от них. Но тот ужас, о котором я рассказываю своими объективами, нуждается в противоядии. И оно — здесь, в этой красоте, о которой ты пишешь. Ты разве не понимаешь? Нужно и то и другое!

    В его голосе была боль. И правда.

    Ее это ударило так, словно швырнуло о стену. О стену упрямства и ложной гордости. Ее наполнил стыд.

    — Я была беременна, когда ты поехал на Амазонку, — с трудом произнесла Клэр. — Я не говорила, потому что не была уверена. А через шесть недель потеряла ребенка. А потом уже не было смысла говорить тебе.

    — Нет, конечно, нет, — сказал он с горечью. — Ведь я всего лишь отец. Черт возьми, Клэр, ты даже не доверяла мне настолько, чтобы сказать. — Его лицо потемнело. — Или ты хотела меня наказать и поэтому скрывала?

    Клэр просто стояла, качая головой, не в силах вымолвить ни слова.

    Что произойдет дальше, она не могла знать. Пока она боролась с эмоциями, в салон вернулся граф Людовичи. Он остановился на полпути, увидев их лица. Даже манеры джентльмена из Старого Света не помогли преодолеть неловкость ситуации.

    — Простите. Я появился в неподходящий момент. — Он повернулся, чтобы уйти.

    Вэл остановил его.

    — Нет, все в порядке. — Он взглянул на Клэр. — Все, что можно было сказать, мы уже сказали

    И это казалось правильным. Она не могла придумать и слова, которое можно было бы произнести. Вэл протянул руку графу.

    — Спасибо за гостеприимство и сотрудничество, граф Людовичи. Я пришлю вам образцы фотографий как можно раньше. А сейчас я должен идти. Мне нужно успеть на самолет.

    — В таком случае желаю счастливого полета.

    Сердечно улыбнувшись хозяину дома и кивнув Клэр, он ушел — из ее жизни.

    Клэр посмотрела в венецианское зеркало над приставным столиком и увидела в посеребренном стекле себя — взрослую женщину с глазами обиженной девочки, которой она, по сути, была.

    Вэл никогда не лгал ей. Она сама себе лгала.

    В детские годы она никому не была нужна, и никто не любил ее, кроме неразговорчивого деда. А потом — Вэла.

    Ей так хотелось любви, она умирала без нее, как от голода. Сейчас было слишком поздно. Вэл ушел навсегда.