Тетки отреагировали странно. Обе кинули на Лесю возмущенные взгляды, а потом зашипели, словно взбешенные утки.

– С-с-стыд!

– Поз-с-с-сор!

– Какая нетактичность!

– Да она просто пьяна!

Леся хотела обидеться, назвать ее пьяницей, кто бы говорил! Перед тетками стоял пустой кувшин из-под вина. И их лица были красными не только от возмущения, но и от выпитого спиртного. Но Леся вовремя передумала. Чего обижаться на старых кошелок, лучше поговорить с их мужьями.

И Леся повернулась к двум сухопарым дядькам.

– Скажите, а про кого это дядя Вано говорил? Что за горе было у него в семье?

– Т-с-с!

– Тише!

Мужья отреагировали еще хуже, чем их жены. Они так сердито посмотрели на подруг, что те решили свалить от них подальше. Они нашли дядю Пашу, который, уронив голову на стол, о чем-то размышлял.

– Дядя Паша, – растрясли его подруги. – А о чем это сейчас говорил дядя Вано со сцены? У него кто-то недавно умер?

– Недавно? Нет, Вано говорил о том, чему уже миновало десять лет.

– Дядя Вано кого-то оплакивает десять лет подряд?

– Дочь.

– У дяди Вано была дочь?

– Лана.

– И… И что же с ней случилось?

– Она пропала. Ровно десять лет назад, в этот самый день Лана пропала.

– Куда пропала?

Дядя Паша с сомнением посмотрел на подруг, словно сомневаясь, стоит ли им рассказывать о том, о чем они спрашивали. Чаша весов колебалась довольно долго. Но в конце концов дядя Паша все же решил, что раз он с девушками в одной лодке, то негоже скрывать от них то, что они хотят узнать.

И он спросил:

– Вы что-нибудь слышали о «сочинском» маньяке?

– Нет. А был такой?

– Был. Орудовал в начале девяностых на всем черноморском побережье. От него стонали и Гагры, и Туапсе, и Сочи. Он был всюду, он был нигде. Милиция гонялась за ним целыми батальонами. Люди сбивались в отряды гражданской обороны и провожали молодежь с дискотек до их домов. Мудрые родители никуда не отпускали своих дочерей одних. Этого типа интересовали девушки и женщины примерно от восемнадцати до двадцати или двадцати с небольшим лет. Невысокие, хрупкого телосложения, темноволосые. Они все были под угрозой. Он убивал, отрезал у них прядь волос, а на другую прядь или на грудь девушки цеплял записку с какой-нибудь любовной цитатой.

Этот «сочинский» маньяк, по словам дяди Паши, был человеком начитанным, потому что цитатами могли быть как строки бессмертного персидского поэта Саади, так и японские четверостишья или даже отрывки из поэм поэтов эпохи Возрождения.

– Таким образом этот тип действовал, держа в страхе все побережье, много лет подряд. Поймать его оказалось невозможным. Его в результате так и не вычислили. Просто он внезапно прекратил свою преступную деятельность.

– Его убили?

– Он исправился?

– Ну, так как парня не поймали, а в том, что действовал именно мужчина, у милиции не было никаких сомнений, что с ним в итоге случилось, мы с вами этого никогда и не узнаем. Просто после нескольких лет страха и террора перестали появляться новые жертвы. Маньяк исчез, словно его и не было никогда.

Подруги помолчали, обдумывая рассказ дяди Паши. Какой-то «сочинский» маньяк еще в деле появился. И действовал он как раз двадцать лет назад? И территория подходящая. А что, если Настенька стала его жертвой? Ведь она погибла примерно в те годы, когда маньяк сеял страх и ужас на улицах Сочи и прилежащих к нему городов. И Настенька была брюнеткой, хотя и не сказать, чтобы особо хрупкой.