Когда кто-нибудь восклицал: «Как чудесно жить в таком месте, где никогда не идет дождь!» – он обычно соглашался. Но, по правде говоря, четыре или пять дождливых дней в году нравятся ему больше всего. Они разбивали монотонность солнечного света; они были похожи на внеочередные выходные, неожиданно свалившиеся с неба. В дождливые дни весь остров замирал. Все смотрели на небо или бегали по округе, подбирая вещи, забытые на дорожке, под окном или на террасе. В дождливые дни Эрхард не водил такси. Когда идет дождь, пассажиров не счесть, но ему жаль напрасно растрачивать хороший дождливый день. Машина стоит у дома, а он сидит под брезентом и пьет «Лумумбу», пока не заканчивается теплое какао в термосе. Потом он заснул. Если в такой день он предпочитал напиться в каком-нибудь отеле, то после снимал там номер. Он знаком с администраторами многих отелей. Войдя в номер, он, не раздеваясь, бросался на постель. После «Лумумбы» у него не бывает похмелья.

Вот чем ему так нравится «Лумумба».

Что-то хлопает. Наверное, крыша на ветру. А может, это гром. Кто-то постучал в дверь.

– Эрхард! – Голос перекрывал сильный, проливной дождь. Гром тоже гремел… и кто-то стучал в дверь. Потом тишина.

Эрхард сбросил одеяло, встал и пошел к двери. Промокнуть он не боялся. Ему нравится чувствовать на коже холодные капли; они уводят его все дальше и дальше от размышлений или сна, в который он провалился. Он узнаёт машину с откидным верхом и фигуру, которая сидит в машине, за запотевшим стеклом. Рауль барабанит в дверь.

– Я знаю, что ты дома! Допивай «Лумумбу» и выходи!

– Диос мио, парень, ты мне весь дом разнесешь!

Рауль повернул дверную ручку и приложил ладонь козырьком ко лбу. Разглядев в темноте Эрхарда, он расхохотался и, весь мокрый, обнял его, от этого Эрхард тоже сделался мокрым.

– Пошли! – сказал Рауль и потянул друга к машине. – Мы едем на маленькую экскурсию.

Эрхард уже привык к таким выходкам Рауля, поэтому нисколько не возражал.

– Минутку, – сказал он. – Я сейчас. – Он вбежал в дом, схватил стакан с пальцем и отнес его в кладовку. Поставил его на верхнюю полку, между консервными банками и пачками какао. Какое-то время смотрел на палец. Потом клещами вынул его из стакана и осторожно переложил в пакет для заморозки. Завязал пакет тугим узлом. Сверточек удобно поместился в кармане его шортов цвета хаки и не торчал наружу. Никто не догадается, что там.

Беатрис переползла на заднее сиденье, а Эрхарда усадили вперед. Рауль – он такой. Беатрис обняла его сзади, и ее кудряшки щекочут ему шею. От нее всегда пахло по-разному, наверное, она никогда не душится одними и теми же духами. Сегодня от нее пахло ванилью и солью. Рауль задним ходом вывел машину на тропу Алехандро и развернулся, разбрызгивая грязь. В машине гремела музыка. По мнению Эрхарда, это просто грохот, а никакая не музыка.

– Все придумала Би! – прокричал Рауль.

– Я просто сказала, что молнии красивые!

– А потом предложила поехать в Котильо.

– Там их лучше видно.

– Ну а я что говорю?

– Но почему в Котильо? – спросил Эрхард, глядя, как по лобовому стеклу быстро бегают «дворники». – Здесь ведь то же самое!