Следующей неотложной задачей стало охлаждение фундамента бушующего реактора, ведь под слоем обломков и сброшенной породы не прекращались ядерные и химические реакции, постепенно нагревающие всю активную зону и сами конструкции. Уже в начале мая со всех концов страны стали съезжаться лучшие спецы-буровики из шахтерских и метростроевских организаций. Необходимо было пробить шурфы под фундамент и обеспечить непрерывную заморозку грунта. Но как это сделать, ведь обычно такие работы ведутся в вертикальном направлении? Как уберечь людей от фона в 40–60 Р/час, что в два миллиона раз выше нормы? Что делать с огромными бетонными плитами, когда-то брошенными и закопанными строителями, а теперь обнаруженными на пути проходчиков? Все эти проблемы инженерам пришлось решать на ходу, бессонными днями и ночами. Когда был вырыт исходный котлован, пришла идея заменить ледяной массив бетонной плитой, в которой можно было проложить все нужные коммуникации для охлаждения. Буровиков немедленно сменили специалисты по бетонированию и строители. К месту работ подъезжали на армейских БТР, а уже вырытый котлован стал исходной точкой, наименее опасной в плане облучения. Процесс не прерывался ни на минуту. Наверное, впервые за последние советские годы каждый человек трудился не за страх, не за деньги, а за совесть, с полной отдачей.
Все бюрократические склоки, процедуры и формальности остались там, в другой жизни. Общая беда и ответственность сплотили совершенно разных людей, от простого арматурщика до начальника штаба по ликвидации. Плиту-теплообменник закончили 28 июня, и температура реактора поползла вниз.
Но опасности на этом не закончились. Мало кто знает о пожаре 23 мая, который мог закончиться настоящим ядерным взрывом. Загорелся короб с кабелями в машзале 4-го блока, в 40 метрах от развалин. Запах дыма учуял персонал станции и вызвал пожарных. Начальник караула Владимир Чухарев из Ленинграда и его подчиненные тушили пожар при фоне более 200 Р/час. Опасность была колоссальной — из резервуаров в помещения вылилось 800 тонн турбинного масла, и в случае его возгорания и последующей реакции последствия для всей Европы могли стать очень печальными. Предельно допустимые 10 минут пребывания в машзале пожарные перекрыли почти вдвое. Станислав Богатыренко, «танцевавший» на раскаленном коробе, как на сковородке, получил 109 бэр, инвалидность и… 300 рублей в качестве премии. Это был не единственный его подвиг: несколькими днями раньше Станислав нахлебался радиоактивной «тяжелой» воды, ликвидируя порыв шланга, и лишь по собственному заявлению остался на ЧАЭС…
Параллельно работам в чернобыльской зоне шла дезактивация и в Белоруссии. В различные районы Гомельской области прибыли десятки тысяч солдат. Зараженная земля срезалась лопатами на глубину штыка, деревья пилили, заворачивали в полиэтилен и вывозили в могильники. Туда же ссыпали землю. Хоронить землю в земле — такого человеческая история еще не знала.
Белорусское Полесье всегда славилось красотой своей природы. Весна и лето 1986-го как по заказу выдались теплыми и обильными на пышную зелень. Она срезалась, выкорчевывалась, вырубалась и вся свозилась на захоронения. Солдаты, студенты, пригнанные из разных городов «партизаны», то есть вызванные военкоматами офицеры запаса, работали без выходных по 12 часов в сутки. Бывшие заливные луга и пастбища превратились в лысые бестравные поля, засыпанные песком и доломитовой крошкой.