— Ты что это мне льстить вздумал? — хмыкнула Даша.

— Ну, с Дуллитлом тогда как нахально разговаривала. Прямо взяла лекаря за жабры и не выпустила. Правда, я почти ничего не понял, о чем вы говорили.

— Что там понимать? Наглость — второе счастье.

— А, вот это я понимаю, истинная правда. Только ты обычно не слишком счастливая бываешь. А тут смелая, уверенная.

— Не ври, — пробормотала польщенная девушка. — Просто выхода не оставалось. Ты вот, когда нужно, тоже меняешься. Рубашки нормальные надеваешь.

— Нравится? — Костяк плеснул в кружки еще темного пива.

У Даши еще от первой порции слегка кружилась голова. Но нужно же чуть-чуть расслабиться. Последние дни выдались жутко тяжелыми.

— Рубашка как рубашка. — Девушка глотнула густую горьковато-сладкую жидкость. — Ты на человека стал похож.

— Я всегда так ходить не могу, — объяснил Костяк, хотя его об этом не спрашивали. — Мне работать нужно.

— Ох уж и работа у тебя, — вздохнула Даша. — Воришка несчастный.

— Может, и несчастный. Ты-то когда на рынок сходишь и приоденешься по-нормальному? Сколько можно нищету изображать? Деньги-то есть.

— Да, доктор благородство проявил, от платы отказался. Стыдно ему стало. Хоть и с опозданием.

— Ничего ему не стыдно, — ухмыльнулся Костяк. — Ему твоя хозяйка приглянулась. Он ей по правде помочь хотел.

— Ты-то откуда знаешь? Выдумываешь. Разве не я Дуллитла уговорила? — с неудовольствием пробурчала Даша.

— Ты-ты, не сомневайся. У сородича твоего времени не было. За ним и вправду следили. Я проверял. Когда ты его прижала, он рискнул задержаться. Но если руку, к примеру, мне резать нужно было бы, то вряд ли бы лекарь согласился. Что ни говори, а к красивой бабе мужчина жалости больше проявляет.

— Это Эле такая красивая? — с любопытством поинтересовалась Даша.

— А то. Все при ней. Лет десять назад она… Ну, это уже не важно.

— Очень даже важно. Значит, ты тоже ради хозяйки суетился? Донжуан костлявый. Она тебе в матери годится.

— Это не важно, — мерзко заулыбался Лохматый. — Вот то, что она меня отлупила, — это да, это меня серьезно охлаждает.

— Кобель трусливый, — пробормотала Даша, допивая пиво.

— Слушай, Даша-Аша, а у вас там целуются? — прошептал Костяк.

Даша хихикнула:

— Ты что это? Опять начинаешь? Не буду я с тобой целоваться. С чего бы это вдруг?

— Да нет, зачем целоваться, — прошептал Лохматый. — Ты меня просто научи. Я как-то совсем не умею.

— Вот еще. Пусть тебя шлюхи учат. В качестве премии за регулярные посещения.

— Скажешь тоже. Кто же со шлюхами целуется? — недоуменно дернул плечом Костяк.

— Ты что, совсем не умеешь? — удивилась Даша, пытаясь разглядеть в темноте лицо парня. — Врешь, наверное?

— Где мне учиться? На Пристанях? Или когда в чужие дома залазим?

— А ты не залазь, — заплетающимся языком посоветовала Даша. — Больше свободного времени для поцелуев будет. Ты же уже взрослый мальчик. Когда целуешься, главное правильно губы держать…

От Лохматого пахло хорошо выделанной кожей и солнцем. Кожей пах, конечно, жилет, а не парень, но Даша ориентировалась в столь мелких деталях уже не очень хорошо. Запах был приятный. От пива кружилась голова. И у губ был вкус темного пива. И совсем не нужно было Лохматому учиться целоваться. Умел… Глаза Даши закрывались. Устала… устала за долгий день. Руки у Лохматого были осторожные, вкрадчивые. Ох, скотина он наглая. Неужели не понимает?