— Герцог будет благодарен, — сказал Бела, провожая графиню до двери.

Он послал донесение в тот же день, хотя и не сообщил, что оно исходит от графини. Он попросту присвоил заслугу себе. Стряпчий отдал письмо шкиперу, который отплывал в тот же день, и на следующее утро из Пемполя уже скакал на юг всадник. В разоренных краях между портом и столицей герцога эллекин не хозяйничал, и донесение дошло благополучно. И теперь в Гингаме, где находился штаб герцога Карла, кузнецы осматривали конские подковы, арбалетчики смазывали оружие, оруженосцы начищали до блеска кольчуги и точили мечи.

Казалось, английский налет на Ланьон был обречен.

Неожиданное соглашение Жанетты с Томасом приглушило враждебность в ее доме. Люди Скита стали мочиться в реку, а не во дворе, а Жанетта позволила им заходить на кухню, что оказалось кстати, поскольку они приносили с собой провизию. Прислуга стала питаться лучше, чем когда-либо после падения города, хотя графиня так и не смогла заставить себя попробовать заплесневевшую копченую селедку. А самым приятным оказался прием, оказанный двум назойливым торговцам, которые пришли требовать возврата долгов: стрелки дали волю кулакам, и оба кредитора убрались восвояси без шапок, хромая, в крови и ничего не получив.

— Я заплачу им, как только смогу, — сказала Жанетта Томасу.

— Сэр Саймон, вероятно, носит деньги с собой, — ответил тот.

— Вот как?

— Только болван прячет деньги там, где их может найти прислуга, — сказал Томас.

Через четыре дня после случая в кузнице лицо его все еще было распухшим, а губы — черными от запекшейся крови. Ребро болело, и все тело покрывали синяки, но он убедил Скита, что чувствует себя достаточно хороню, чтобы штурмовать Ланьон. Выступление было назначено на вторую половину дня, а в полдень Жанетта увидела Томаса в церкви Святого Ренана.

— Почему ты молишься? — спросила она.

— Я всегда так делаю перед боем.

— Сегодня будет бой? Я думала, вы до завтра никуда не поедете.

— Люблю, когда хорошо хранят секреты! — весело отозвался Томас. — Мы выходим на день раньше. Все готово, зачем ждать?

— И куда вы идете? — спросила Жанетта, хотя прекрасно знала ответ.

— Куда поведут.

Жанетта вознесла молчаливую молитву, чтобы ее донесение достигло герцога Карла.

— Будь осторожен, — сказала она Томасу, не потому, что заботилась о нем, просто он был ее орудием мести сэру Саймону Джекиллу. — Может быть, сэра Саймона убьют?

— Бог прибережет его для меня.

— А что, если он не последует за мной в Луаннек?

— Потащится, как собака, — заверил ее Томас, — но для вас это будет опасно.

— Я получу обратно доспехи, — ответила графиня, — а это главное. Ты молишься святому Ренану?

— Святому Себастьяну. И святому Гинфорту.

— Я спрашивала священника о святом Гинфорте, — с упреком сказала Жанетта, — и он сказал, что никогда о таком не слышал.

— Он, наверное, не слышал и о святой Уайлджефортис, — сказал Томас.

— Уайлджефортис? — с трудом выговорила Жанетта непривычное имя. — Кто это?

— Это была очень благочестивая дева, жившая во Фландрии и отрастившая длинную бороду. Она каждый день молилась, чтобы Бог не лишал ее безобразности, дабы она могла сохранить целомудрие.