Томас разинул рот. Он хотел было сказать, что, конечно, отец Ральф был младшим сыном, но тут осознал, что сам этого не знает. Отец никогда не говорил с ним на эту тему, и это означало, что, возможно, он скрывал правду об этом, как и о многом другом.
— Подумай хорошенько, мой господин, — язвительно проговорил мессир Гийом, — хорошенько подумай. И помни: Арлекин искалечил твоего друга, и Арлекин жив.
«Я английский стрелок, — подумал Томас, — и мне не нужно ничего больше».
«Но Богу нужно больше», — подумал он, однако ему не хотелось взваливать на себя такое бремя.
Достаточно того, что сияет солнце над летними полями, над белыми перьями стрел и над мертвыми людьми.
И что Хуктон отомщен.
Историческая справка
Лишь два события в книге являются полной выдумкой: первоначальное нападение на Хуктон (хотя французы действительно совершали такие высадки на английском побережье) и сражение между рыцарями сэра Саймона Джекилла и латниками во главе с мессиром Жоффреем де Пон-Бланом под Ла-Рош-Дерьеном. Остальные осады, битвы и стычки, как, например, гибель мессира Жоффрея в Ланьоне, позаимствованы из истории. Ла-Рош-Дерьен пал благодаря эскаладе — штурму стен, а не от атаки со стороны реки, но мне захотелось дать Томасу как-нибудь проявить себя, укрепив успех графа Нортгемптонского, и я позволил себе вольность. Сам граф действительно совершил все то, что ему приписывается в романе: захват Ла-Рош-Дерьена, успешное форсирование Соммы у Бланшетакского брода и подвиги в сражении при Креси. Захват и разграбление Кана происходили в большой степени так, как описано в книге, это же можно сказать и про сражение при Креси. Короче говоря, это был страшный, ужасный период истории, который теперь считают началом Столетней войны.
Берясь за исследования для написания романа, я думал, что столкнусь с рыцарским благородством, великодушием и доблестью. Может быть, все это и существовало, но не в описанных сражениях, которые отличались звериной жестокостью, свирепостью и безжалостностью. Эпиграф к книге, цитирующий короля Иоанна II Французского, служит уточнением: «…Много смертельных сражений было сыграно, много людей погибло, много церквей было разграблено, а душ — загублено, многие девушки были лишены девственности, достойные жены и вдовы — обесчещены; много городов, поместий и домов было сожжено, а на дорогах совершались грабежи и зверства и устраивались засады». Эти слова, написанные примерно через четырнадцать лет после битвы при Креси, оправдывают поступок короля, когда он отдал почти треть французской территории англичанам: унижение казалось ему предпочтительнее продолжения столь страшной и отвратительной войны.
Такие сражения, как при Креси, случались в долгих англо-французских войнах сравнительно редко, возможно потому, что были крайне разрушительными, хотя цифры потерь при Креси показывают, что их несли французы, а не англичане. Урон подсчитать трудно, но французы лишились как минимум двух тысяч человек, в большинстве своем рыцарей и латников. Погибших генуэзцев было очень много, и по меньшей мере половину перебили свои же. Английские же потери были ничтожны, возможно, меньше сотни. Заслуга в этом принадлежит английским лучникам, но даже когда французы прорвались за стену стрел, то понесли большие потери. Всадник, лишившийся инерции атаки и поддержки других всадников, становился легкой добычей пехоты, и поэтому в ближнем бою французская конница была перебита. После сражения, когда французы искали объяснение своим потерям, они обвинили генуэзцев. Во многих французских городах вспыхнула резня, и генуэзских наемников безжалостно уничтожали. Но на самом деле французам не следовало начинать атаку поздним вечером в субботу, не дождавшись воскресенья, когда они могли бы тщательно подготовить войско. А приняв решение атаковать, они забыли о дисциплине и бросили вперед первую волну всадников, остатки которой помешали провести атаку второй волне.