— Вы были в лесу? — спрашивает она Акселя Фогельшё, провожающего их до дверей.
— Нет, внизу, в парке Общества садоводов. Там сейчас такая грязь…
Лишь только успевает захлопнуться входная дверь, как Аксель Фогельшё через буфет спешит на кухню, поднимает трубку и набирает номер, который ему не без труда удается вспомнить. Ждет ответа.
Он думает о тех указаниях, которые собирается дать. Все должно быть предельно ясно, чтобы дети поняли. «Беттина, — думает он, — я хотел бы, чтобы сейчас ты была здесь. Мы могли бы действовать вместе».
— Он живет в лучшем из миров, — задумчиво говорит Харри Мартинссон, направляясь к машине.
— Что ты сказал?
— Он живет или хочет жить в лучшем из миров.
— Во всяком случае, насчет продажи замка граф соврал. Интересно, зачем? Кажется, всем известно, что их семья обанкротилась. Это было даже в «Коррен».
Харри кивает.
— Ты видела, как он сжал кулаки, когда его спросили о продаже? Похоже, он едва сдерживал ярость.
— Я заметила, — отвечает Малин, открывая дверцу пассажирского сиденья, и вспоминает, что гнев Акселя Фогельшё показался ей напускным, ненастоящим. «Зачем?» — спрашивает она себя.
— Будем копать дальше, — говорит Мартинссон и смотрит на Малин; кажется, его напарница засыпает на ходу, вот-вот свалится с ног или закричит, что ей необходимо выпить.
Нужно поговорить со Свеном. Она опускается на сиденье.
— Мы можем надеяться, что Экенберг и Юхан именно этим сейчас и занимаются, копают дальше.
— А Карим вволю наслаждается вспышками фотокамер, — добавляет Харри.
17
Карим Акбар впитывает в себя вспышки фотокамер и напрягает мозги, отбиваясь от агрессивных репортеров.
— Да, он убит. Ударом тупого предмета по затылку. И, судя по всему, есть и ножевые раны.
— Нет, у нас нет орудия убийства. И ножа.
— Мы только что искали во рву, — лжет он. — Водолазы уже закончили.
— Вероятно, мы осушим его. Может быть, воды в нем уже нет.
Вся эта игра не более чем глупость, журналисты легко могут все проверить. Но Карим не сдерживает себя, он хочет показать гиенам, кто в доме хозяин.
— Сейчас мы никого не подозреваем. Мы стараемся быть объективными.
Перед ним несколько седоволосых типов, в основном неряшливого, как полагается журналистам, вида.
Даниэль Хёгфельдт — исключение. Стильная кожаная куртка, тщательно выглаженная черная рубашка.
Карим умеет отвечать на вопросы, думая при этом о чем-нибудь своем. Он уже не раз делал это.
Не пора ли заканчивать?
Включился автопилот, и все превратилось в игру. И шеф городской полиции представляет себе, что он — вымуштрованный пресс-секретарь Белого дома, тычет пальцем в журналистов, уклончиво отвечая на их вопросы, а сам в это время прокручивает в голове свой распорядок дня.
— Да, вы правы. У многих есть основания для недовольства делами Йерри Петерссона. Мы ищем и в его прошлом.
— А Гольдман? Вы говорили…
— В этой ситуации мы стараемся быть объективными.
— Мы просим всех, кто видел что-либо необычное в ночь между…
Вальдемар Экенберг читает бумаги о Йохене Гольдмане, склонившись над столом в штаб-квартире следственной группы. Юхан Якобссон по другую сторону стола, рядом с техником, устанавливающим монитор.